Молли имеет право - [30]

— Она изумительна, — прошептала Нора, стиснув мою руку.

Я обернулась к ней, собираясь сказать, что полностью согласна, и вдруг увидела через плечо нечто невообразимо ужасное. Эти мохнатые уши я узнала бы на любом расстоянии, особенно когда к ним прилагается внушительная стать миссис Шеффилд, по выходным лично выгуливавшей свою отвратительную собаку.

— О нет! — воскликнула я. — Лихо!

— Что? — переспросила Нора.

— Псина, которая живёт по соседству! И сейчас идёт прямо сюда!

— И это всё? — заворчала Нора. — Кого волнует бестолковый пёс? Я хочу речь послушать, — и она отвернулась к грузовику.

— Ты не понимаешь! — зашипела я, схватив её за плечо. — Он же с хозяйкой! Маминой подругой!

— Что же ты сразу не сказала? — Нора огляделась. — Вон тот, пушистый? Не думаю, что его хозяйка нас заметила. Они слишком далеко.

— И лучше бы ей меня не видеть, — буркнула я. И тут же остолбенела: — Ни меня, ни Филлис.

— Филлис велела нам идти в чайную, если заметим кого-нибудь из знакомых!

— Мы не можем допустить, чтобы она попала в бе ду. Это было бы несправедливо. — Я знала, что, стоит миссис Шеффилд увидеть Филлис с суфражистским транспарантом, она сразу побежит ябедничать маме.

Но как, спрашивается, спасти Филлис? Она ведь не может так просто сбежать — уж точно не с транспарантом в руках. Я надвинула на глаза шляпу и снова взглянула в сторону миссис Шеффилд и Лиха. К счастью, шли они медленно (хотя я видела, что Лихо изо всех сил натягивает поводок, как всегда пытаясь умчаться вперёд), и до них ещё оставалось несколько десятков ярдов.

— Пошли, — велела я, потянув Нору за руку.

— Ты куда? Чайная в другую сторону!

— А Филлис — в эту!

Мы стали быстро пробираться сквозь толпу, направляясь к грузовику. Сейчас миссис Шеффилд не смогла бы нас заметить, но Филлис и её транспарант по-прежнему были видны издалека. И если миссис Шеффилд, проходя мимо, бросит хоть один взгляд на выступающих, Филлис она ни за что не пропустит.

— Если обойдём вокруг, сможем подобраться к ней сзади.

Мы были уже в первых рядах. Женщина закончила свою речь, и на сцену поднялся усатый мужчина.

— Но тогда подруга твоей мамы увидит нас! — возразила Нора.

— Нет, если мы поползём. Давай! — и я, опустившись на четвереньки, ползком двинулась вперёд так быстро, как только могла. К счастью, усач оказался очень хорошим оратором, так что не думаю, чтобы кто-нибудь из зрителей заметил, как мы пробираемся за грузовиком, скрывавшим нас от зрителей ничуть не менее надёжно, чем юбки, сумки и плакаты других суфражеток. Оставалось всего несколько футов.

— Филлис! — прошипела я так громко, как только осмелилась. Она даже не повернула головы. Тогда я попробовала ещё, чуть громче: — Филлис!

На этот раз она услышала, посмотрела в нашу сторону, и растерянное выражение её лица сменилось ужасом, когда она обнаружила, что мы практически валяемся на траве.

— Что ты, скажи на милость… — начала она свирепым шёпотом, но я перебила:

— Здесь миссис Шеффилд. Прямо здесь, в парке. Прикрой лицо!

Филлис оглядела публику и, должно быть, что-то увидела, поскольку тотчас же прикрыла лицо краем транспаранта, пряча его от зрителей.

— Идите в чайную! — бросила она. — Сейчас же!

— Но мы же почти ничего не услышали, — зашептала я в ответ. Филлис обернулась ко мне, по-прежнему прикрывая лицо.

— А шестом получить не хочешь? — прорычала она, совершенно перестав быть похожей на Жанну д’Арк. Теперь она выглядела просто злющей старшей сестрой.

— Нет. Но я думаю, что это совершенно несправедливо. Пойдём, Нора.

И мы поползли. И ползли до тех пор, пока Нора не сказала:

— А почему бы нам не пойти? Подруга твоей мамы наверняка уже прошла мимо.

Но когда мы встали, то осознали, что юбки спереди перепачканы травой. Увидев такое, наши мамы точно не обрадуются.

— Мы могли бы обойти толпу по краю и послушать другие выступления, — сказала я. — Ну, чтобы эти пятна хотя бы были не зря.

Так мы и сделали. Усатого мужчину проводили аплодисментами, и сейчас другая дама говорила, что, если у женщин не будет права голоса, их нужды и нужды детей попросту проигнорируют.

— В нашем городе полно голодных, не знающих грамоты детей. Выбирая достойных, мы, женщины, можем это изменить.

Я вспомнила оборванцев, которых видела, когда пару недель назад следила за Филлис. Женщине много хлопали, хотя слышались и насмешливые выкрики. Но в её голосе и голосах других ораторов было нечто заставлявшее вас почувствовать надежду, поверить, что несправедливость исчезнет и всем станет лучше. Когда она закончила, мы тоже громко хлопали, но когда объявили последнюю выступающую — миссис Казинс, поняли, что пора уходить, пока Филлис не заметила, что мы до сих пор ошиваемся поблизости.

Поэтому мы всё-таки пошли в чайную. Идти пришлось долго, зато у Норы помимо денег на трамвай нашёлся шиллинг, и мы взяли по чёрствой булочке и по чашке чаю.

— Я ужасно рада, что мы пошли, — сказала Нора, набив булочкой рот. — Хотя и услышали далеко не всё.

— Ораторы были чертовски хороши, — согласилась я. — И большая часть собравшихся, похоже, с ними заодно.

— Вот теперь мы настоящие суфражистки. Или правильно суфражетки? В чём между ними разница?