Молитва за отца Прохора - [26]

Хотя ничего больше нельзя было спасти, Влайко в беспамятстве метался между языками пламени, вглядываясь сквозь завесу огня, подвергаясь опасности превратиться в живой факел.

Наконец он стал посреди двора, раскинул руки и воскликнул:

– Брат Йован! Скажи, чем мы прогневили Бога, что он такое творит!

– Не говори так, Влайко! Не хули Господа. Не он это делает, он добр, и милости его нет конца.

– Но ведь и нашим бедам нет конца! – воскликнул отчаявшийся человек. – На что мы будем жить?

– Спаситель наш изрек: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть царство небесное». А ты, друг мой, знай, мы все восстановим, лишь бы Бог сохранил наши жизни, – попробовал я его утешить.

– Мы умрем с голоду в нищете, теперь мы несчастные бездомные, – кричал он.

– У вас есть земля, вы работящие люди, посеете и соберете урожай.

Мне больше нечего было сказать, и я отправился в путь. Я дошел до горевших домов, это были дома Милоя Ранджича, Добросава, Богосава и Борисава Рисимовичей, Миодрага Топаловича, Бошка Топаловича, Боривоя Тупаича, Джордже и Продана Чаловичей. В грузовиках я видел груды украденных вещей: ковры, вышитые подушки, полотенца, мужские жилеты и женские платья, расшитые серебром, девичьи безрукавки, шелковые платья, мужские полотняные рубашки, плетеные сандалии, большое зеркало в резной ореховой раме, сундуки с девичьим приданым, хрусталь, женская одежда, тулупы, куртки, велюровые блузы и лакированные туфли, посуда из фарфора.

Доктор, хочу обратить ваше внимание на свойства памяти. Все, что я сейчас вещаю на больничной койке, – лишь бледные картины прошлых лет, стертые годами и десятилетиями. Время залечивает раны, но для новых поколений должны остаться ваши записи. Пусть узнают, через что прошел их народ, какие муки претерпел.

Я стоял перед домом Гвоздена Рисимовича и видел, как укравшие из него все лучшее каратели приказали всем членам его семьи самим носить солому в дом и во все хозяйственные постройки! Его подворье должно было превратиться в огромный пылающий факел. Я не мог спокойно на это смотреть и с крестом в руках подошел к офицеру. Просил его не учинять злодейство, напомнил, что Бог все видит. В ответ он ударил меня прикладом и приказал удалиться, иначе пригрозил расстрелять на месте. Но я вновь стал перед ним, произнося речи из Святого Писания:

«Так говорил Господь пред воинством:

Живите праведно

И будьте милосердны

Друг к другу»

Офицер подошел и дал мне пощечину. Но я не оставлял надежды обратить его к Богу и продолжал:

«Господа перед собой

Узрел одесную».

Я говорил слова апостольские, пока они били меня ногами и прикладами. А я продолжал свой рассказ о том, что пережил некогда на болгарской земле:

– В стране вашей, когда я был молодым, в 1918 году, возвращаясь из лагеря с израненными телом и душой, я посетил храм Христа Спасителя в Ловчанских горах со своими товарищами…

Пока я говорил, они продолжали меня избивать, приказывая заткнуться, словно я пес лающий, а не человек говорящий. А я продолжал:

– А его святейшество, игумен Иоаникий, и вся братия приняли нас, как родных, лечили раны наши, кормили и поили, а вы сейчас…

Ударили меня по губам и пресекли речь мою. Но я, окровавленный, продолжал:

– Солнце во тьму превратится, а месяц – в кровь, когда наступит день Господа нашего, и лишь тот спасется, кто признает имя Божие.

В это время огонь полностью охватил строения. Двое солдат взяли меня за руки и за ноги и понесли к огню, чтобы бросить меня туда. А я продолжал молиться Господу:

– Сердце мое возрадуется, уста мои развеселятся…

Бросили меня на порог дома Гвоздена, объятого пламенем. Я вскочил, в обгоревшей одежде, и вышел на дорогу, оттуда наблюдая сцены ужаса и горя. Я видел рыдающих рядом с домом старую Живану и ее сноху. Дым стелился по садам и огородам, черная завеса заволокла весь край.

Сократим, доктор, не будем останавливаться на несчастьях драгачевских, мне еще многое надо вам рассказать. В те страшные дни я шел от села к селу, от дома к дому, чтобы разделить с людьми их горе и поддержать в трудную минуту. Я делал это, не задумываясь, что ждет меня самого.

И чем это кончилось для меня? Подождите, расскажу вам все по порядку, дорогой мой доктор, пока могу вещать с этой кровати. На следующий день на дороге к Грабу в месте под названием Караула я встретил женщину с повозкой и двумя коровами. В повозке лежал человек, укрытый пустыми мешками и соломой. В женщине я узнал Станку Йовичич и сказал ей:

– Бог в помощь, Станка.

– Да поможет тебе Господь, отец, – ответила она.

– Кого это ты везешь? Кто-то из твоих заболел?

– Это болгарский солдат, он мертв.

И она поведала мне о случившемся. В их доме служили панихиду по умершему ребенку, когда на пороге появился болгарский патруль. Никого не тронули, только напились и наелись. Но здесь их застала группа четников из отряда Милутина Янковича и открыла по ним огонь. Одного убили, двое других убежали.

Опасаясь мести болгар, Станка погрузила на телегу убитого солдата и увезла из дома.

– И куда ты его? – спросил я.

– Не знаю, лишь бы спрятать где-нибудь.

– Давай-ка отвезем его к Глубокому ручью возле Ездины, там его точно не найдут.