Моление о Мирелле - [54]
Они поздоровались, тетя остановилась узнать, на кого они охотятся. С явным неодобрением она задержала взгляд на маленьких, прелестных птичках.
— Что они говорят? — спросила она меня.
Ее итальянский мог бы быть лучше. В основном тетя прекрасно обходилась французским. Я тоже не особо понимал этих охотников, они говорили не по-флорентийски, а на каком-то диковинном диалекте, сплошь из странных звуков. Я выуживал только отдельные слова и с их помощью плел перевод, который все же не был взят совершенно с потолка. Во всяком случае, вид у всех был крайне довольный, и те, кому случилось что-то понять, и те, кому не удалось, кивали с равным энтузиазмом.
На всякий пожарный я, как всегда, стоял чуть поодаль, чтоб ничья рука не смогла потрепать меня по волосам, — их оживление по поводу моей рыжины не ускользнуло от меня.
Только мы от вступления перешли собственно к беседе, как совсем рядом грохнул выстрел, и с куста боярышника с шелестом полетели листья.
— УУХ, — завопила троица хором, посылая изощренные проклятия туда, откуда стреляли.
Через некоторое время появился четвертый. Совсем парнишка, толстомордый, можно сказать без подбородка, зато коротконогий и с отвислым животом. Чтобы отвлечь внимание от этих малозначительных недостатков, он нес перед лицом усы. Таких огромных я сроду не видел! Все четверо кричали и хохотали: видно, они посчитали, что устроили показательное выступление специально в нашу честь! Мы поспешно ретировались, и тетя все не успокаивалась, причитала себе под нос:
— Сумашуны! Никакие они не охотники! Федерико, лучше идти так, чтоб нас было хорошо заметно.
— Mon Dieu! — охнула тетя и потянулась за стаканом с водой. Она только что отведала в Сан-Донато местного вина.
— Наверняка этого года, — определила она.
— Попробуешь?
Я взял стакан.
— Salute! — Мы чокнулись. Я пыжился изо всех сил, но слезы все-таки навернулись на глаза.
— Все в порядке, — сказал я — и нам стало смешно.
На улице темно, как в погребе, дождь хлещет и наверняка сшибет последние виноградные листья на террасе. Тетя прислушалась. В дымоходе завывает, иногда пламя отклоняется в комнату.
— Ночью будет буря. Ты хорошо запер? — спросила она. Мы сидим у камина, у каждого на палочку наколот кусок мяса. Потому что сколько я ни бился, но плиту так и не сумел разжечь.
— При дворе Генриха XIII ели так. — С этими словами тетя впилась в свой кусок. По подбородку потек сок. Ну и вид! Я тоже откусил и принялся жевать. Жую, жую, мясо как будто пухнет у меня во рту. Раскаленной вилкой тетя выкатывает пекшуюся на углях картошку. Она черная от золы. Между нами стоит плошка с помидорами, приправленными оливковым маслом, их мы едим руками.
— Почитаешь вечером еще про мушкетеров?
— Как хочешь.
Между нами вспученными длинными шмотками ложится молчание. Тетя смотрит в огонь. Я за ней наблюдаю. Мне кажется, лицо ее все время меняется.
— О чем ты думаешь? — не выдерживаю я.
— Обо всем понемногу. Об ученицах, например.
— А что о них думать? — И тут же признался себе, что за весь день ни разу не вспомнил о Мирелле!
Тетя вздохнула:
— Какой-то ты смешной, Федя. Многие из этих девочек очень, очень способные. Им нужно заниматься танцем всерьез, но им придется оставить занятия.
— Оставить занятия. А почему?
— Потому что они из хороших семей, а в Италии девушки из хороших семей не должны связывать жизнь со сценой. И все. — Она коротко, тяжко хохотнула.
— Но ты же связала! Разве ты не из знатной семьи?
— Со мной совсем другая история. Была революция, к тому же твой дед принадлежал к радикальной интеллигенции и считал себя выше таких предрассудков. Но в мое время — до революции — и в России было точно так.
Я отказывался верить.
— Ну почему? — хотелось мне понять.
— Потому что раньше у танцовщиц была дурная слава. Считалось, что они легкомысленны.
— Это что значит?
— Что они любят развлечения, бывают на праздниках в обществе молодых мужчин, без компаньонок.
— Компаньонка?
— Так называли маму, или приживалку, или какую-нибудь родственницу, пожилую. Другую женщину. Тогда все было не так просто.
— Ты тоже ходила в такие заведения без компаньонок?
— Нет, Федерюшка, я тогда была совсем маленькая и ни на какие праздники, никуда не ходила. — Тетя рассмеялась и поцеловала меня.
— А потом?
— А потом революция. Мы все потеряли. И уехали в Норвегию, к маминой родне.
— И ты стала танцевать?
— Куда там. Норвежские родственники были не в восторге от нашего появления, у нас ведь ничего за душой не было. Может, нам бы и помогли чуть-чуть, но при условии, что Никита станет учеником маляра, а я швеей. Раз потерял свои денежки — знай свой шесток.
— И что же?
— Ты ж знаешь своего отца. Он и тогда питался одними книгами, а я — мне хотелось только танцевать. Мы уехали в Париж и жили там, как церковные крысы. Но Никита учился, а мне пошел фарт, я попала на выучку к лучшим педагогам, а потом меня пригласили в…
— Значит, все кончилось хорошо?
Тетя улыбнулась:
— Да, история с хорошим концом.
— И теперь ты учительница балета и самая лучшая на свете тетя, — выпалил я и залился краской до кончиков волос.
Она перегнулась через стол, с трудом дотянулась до меня губами и так звонко поцеловала меня, что по томатам в плошке пошла рябь.
Эван Хансен обычный школьник. Он боится людей и страдает социальным тревожным расстройством. Чтобы справиться с болезнью, он сам себе пишет письма. Однажды одно из таких писем попадает в руки Конора, популярного парня из соседнего класса. Вскоре после этого Конор умирает, а его родители обнаруживают клочок бумаги с обращением «Дорогой Эван Хансен». С этого момента жизнь Эвана кардинальным образом меняется: из невидимки он превращается в лучшего друга покойного и объект горячих обсуждений. Вот только есть одна проблема: они никогда не дружили.
В настоящее время английский писатель Роальд Даль является хорошо известным для русскоязычных читателей. Его много переводят и издают. Но ещё относительно недавно было иначе… В первой половине 90-х, во время одного из моих визитов в Германию, мой тамошний друг и коллега рассказал мне про своего любимого в детстве писателя — Роальда Даля, и был немало удивлён, что я даже имени его не знаю. На следующий день он принёс мне книгу на английском и все мои вечера с этого момента заполнились новым писателем.
Быт и нравы Среднего Урала в эпоху развитого социализма. Занимательные и поучительные истории из жизни послевоенного поколения. Семья и школа. Человек и закон. Тюрьма и воля. Спорт и характер. Становление героя. Содержит нецензурную брань единичными вкраплениями, за что и получила возрастное ограничение, но из песни слов не выкинешь. Содержит нецензурную брань.
Донбасский шахтерский город, жители которого потомственно занимаются угледобычей, оказывается на линии противоборства двух враждующих сторон. Несколько совершенно разных людей: два брата-шахтера, чиновник Министерства энергетики и угольной промышленности, пробившийся в верхи из горных инженеров, «идейный» боец украинского добровольческого батальона, полковник ВСУ и бывший российский офицер — вольно или невольно становятся защитниками и разрушителями города. Книга содержит нецензурную брань.
Поппи получает в наследство от бабушки цветочный магазинчик в маленьком портовом городе. И это звучит прекрасно, вот только она ненавидит цветы, романтику и сантименты. К тому же все считают ее безответственной, никто не верит в то, что она справится с таким подарком. Поппи сгоряча хочет продать магазин, но, когда приезжает в город уладить дела, ее решимость тает. Магазинчик окутан тайнами, местные жители поговаривают, что букеты, которые они там покупают, творят чудеса и исполняют желания. Поппи сначала не верит в такую ерунду, но потом в ее жизни начинают происходить необъяснимые и совершенно удивительные вещи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.