Молчание золота - [73]

Юнус наблюдал, как его хозяину вводят так называемую «сыворотку правды», но не делал ни малейших усилий помешать нам или вообще хоть как-то обозначить свое присутствие во всем этом… Более того, он опустился на колени, а потом и вовсе согнулся так, что коснулся лбом холодного кафеля. Судя по всему, ему было дурно: на смуглой коже проступили сероватые пятна, по лицу текли струйки пота, корпус то и дело сотрясали короткие, но сильные приступы судороги.

Между тем подполковник Радоев быстро приходил в нужную нам кондицию. У него сделалось то бессмысленное, просветленное выражение лица, которое бывает у блаженных или у пациентов психиатрической клиники после приема дневной нормы успокоительного. Мощные кулаки разжались. Он смотрел на меня приязненно и благожелательно, с таким видом, словно я должен сказать или сделать что-то чрезвычайно приятное. Препарат универсален, но он оказывает индивидуальное воздействие на каждого. Вот подполковник Радоев и выказывал свою индивидуальность. Артист окинул его внимательным взглядом и произнес довольно цинично:

— Ну что ж? Практически готов к употреблению. Нужно подождать еще пару минут, чтобы дозрел окончательно.

Леон Ламбер спросил (на совершенно неподвижном лице еле шевелились одни губы):

— Что вы ему такое вкололи? Эту… так называемую «сыворотку правды»?

— Ну, «сыворотка правды» — это просто красивое название для обывателей, — отозвался Артист. — Мы оперируем другими названиями. Собственно, термины тоже не суть важны. Если очень грубо описывать ситуацию с воздействием нашего препарата, то дело тут в следующем. Так называемые волевые центры находятся в состоянии сна, бета-ритмы уверенно фиксируются, а остальной мозг не спит, но активного сопротивления тому, кто ЗАДАЕТ ВОПРОСЫ, оказать в этом состоянии не может.

— Так он, может, и отвечать вам будет не в состоянии? — продолжал спрашивать Ламбер, тревожно глядя на блаженное лицо Радоева — гладкое, безо всякого признака осмысленности. — Или все-таки не будет?

— Наверно, вы, как археолог, мало понимаете в биохимии. Да и я, уж если на то пошло, тоже, признаться… э-э! В общем, тут примерно вот так. Чтобы не отвечать на услышанный вопрос, нужна воля. Если не повреждены центры Брока и Вернике, то человек будет отвечать на задаваемые вопросы без тени сопротивления. К тому же он, вот этот товарищ, подполковник то есть, ничего не будет помнить. Потому как мы применили препарат, после введения которого кратковременная память не конвертируется в долговременную. Он блокирует синтез белка в нейронах. Грубо говоря, на все вопросы ответит как миленький и потом ни хера не будет помнить.

— Откуда ты все это знаешь? — спросил я мрачно. — Про центры эти Брукля и Верника?

— Не Брукля и Верника, а Брока и Вернике. Да помню вот… У меня вообще мозги этакие злокозненные… вечно запоминаю всякую чушь. Это мне еще руководитель театра нашего говорил, когда я вместо роли на репетиции два часа рассказывал ребятам свежие анекдоты, — сказал Злотников. — Ладно…

— А этот препарат… он что, дает эффект расслабленности, как вино? — продолжал спрашивать Ламбер, не отрывая взгляда от лица Радоева. — Седативное средство, нет? Я просто считал, что эти препараты — миф, вот, впервые вижу действие…

Артисту всегда нравилось умничать. Он важно поднял указательный палец и изрек:

— Я так слышал от ребят из отдела нейрофизиологи и… Это средство, которое я сейчас вколол, вообще-то набор ядов, использующихся для избирательного подавления тех или иных отделов мозга. Хитрая комбинация, а эффект всегда мощный… Ну вот. Сам посмотри, Леон. Пастух, кажется, его пора допрашивать, нашего подполковника. Тепленький…

Я кивнул и подсел поближе к хозяину дома.

— Ну что скажете, Рашид Мансурович? — мягко, медленно выговорил я, глядя прямо в глаза Радоева, раскрывшиеся до размеров, максимально дозволенных природой. — Думаю, начнем по порядку. Какие у вас указания в отношении Ламбера?

— Мне поручено найти его, и как можно быстрее.

— Кто поручил?

— Сначала Эмир, а потом лично Арбен Густери.

— Кто такой Эмир?

— Его фамилия Рустамов. Тамерлан Рустамов, он из ташкентских таджиков, в Самарканд перебрался недавно. У него большие связи, большой бизнес. Подробностей я не знаю.

— Его бизнес связан со среднеазиатским наркотрафиком?

— Да.

— Эмир давно сотрудничает с Густери? Они знакомы еще по Ташкенту, не так ли?

— Да, кажется. Я мало знаю об их отношениях. Знаю, что работают вместе, общаются. Дела общие. Но мне многого не говорят. Я же, наверно, разменная фигура.

— Всегда бы вам такую откровенность, товарищ подполковник, — не удержался от замечания Артист.

— Погоди, Семен, — остановил я. — Радоев, теперь по сути того, что ты хотел вытребовать у Ламбера. Ценности — это предположительно ископаемые артефакты, золото, которое нашел Ламбер в предгорьях Аввалыка, так? Можешь не отвечать. Золото существует, доказательством тому служит злосчастный золотой браслет в виде дракончика. Так?

— Да. Слышал, у Арбена давно была мечта найти захоронение древней царицы, которое расположено где-то в окрестностях Аввалыка, — заговорил Радоев. — Конечно, никто всерьез об этом не думал. А у Густери достаточно денег, чтобы позволить профинансировать осуществление своей детской мечты. По крайней мере, так я слышал от Эмира, а Эмир ничего просто так не говорит. По распоряжению Густери в мой дом были доставлены два ящика с археологическим оборудованием, часть же снаряжения археологи привезли с собой…