Молчание золота - [50]

В его голосе послышались почти умоляющие нотки. Так он никогда с ней не говорил и уж тем паче никогда не называл «Лиечкой». В отношении своих, прикрепленных к отелю «Афрасиаб», проституток он никогда не употреблял слов с уменьшительно-ласкательными формами. «Лиечка»! Наверно, крепко нужен ему этот постоялец, раз он просит, почти умоляет ее в таком тоне! Она сказала:

— Ну хорошо, я попробую. Только почему ты думаешь, что он тут же не выставит меня за порог?

— На случай, если он уж совсем упрется и все-таки выставит тебя, — немедленно ответил Бахрам, — ты встань неподалеку от двери и следи, чтобы он никуда не выходил. Впрочем, куда ж ему особенно выходить от такой девушки, как ты? — Толстый портье переходил на совсем уж грубую и откровенную лесть, звучащую весьма фальшиво. — Так что, моя дорогая, ты уж постарайся занять его на те полчаса, за которые подъедут в отель его друзья. Очень хорошие друзья. Как, ты говоришь, его называла?

— Он просил звать его Эд.

— Сейчас гляну у себя в бумагах… Ну да, зарегистрирован под именем Эвальда Бергманиса… Эд… Гм… Ну будь умницей, Лиечка, постарайся сделать все так, как я тебя просил. Хорошо?

Несмотря на отсутствие особенного ума и образования, Лия не была столь уж темной и наивной дурочкой, чтобы не почувствовать за словами Бахрама чего-то зловещего. Сознание непоправимой ошибки стало овладевать ею сразу же после того, как она закончила этот свой второй разговор с портье. Зачем она предупредила Бахрама?.. А что, если она все-таки ошиблась, и Эд вовсе не тот человек, о котором Бахрам однажды сказал: «Он очень, очень нам нужен. Так некстати, невовремя уехать! Теперь уж, конечно, с концами!» — «А мне вот кажется, что он еще обязательно вернется, — сказала тогда Лия и вздохнула. — Мне кажется, что он непременно должен приехать к нам еще раз!» Толстый Бахрам засмеялся, колыхнув своими двумя подбородками и весьма объемистым животом. Тогда он не назвал ее Лиечкой. Тогда он назвал ее дурой, а потом повернулся и, щелкнув пальцами, сказал: «Ну, если он когда-нибудь в самом деле приедет и ты сообщишь мне, что это приехал именно он, и никто другой, тогда получишь сто баксов!» Лия грустно улыбнулась… Дура! Конечно, дура, если при своей профессии еще умудрилась сохранить какие-то романтические идеалы (тьфу ты, в самом деле!) и веру в то, что могут возвращаться мужчины — настоящие, красивые и мужественные, возвращаться красиво, из своих благословенных Европ и Америк, в их глухую узбекскую дыру… Наверно, она в самом деле дура, если верит в это.

И вот он в самом деле приехал. Нет, не ошибка!.. Это, конечно же он. Нет, лицо уже не его — пережившее не одну операцию, но глаза — его, точно его, равно как и руки, движения, его какой-то особенный шарм… Сторожить его у дверей, войти в его номер! Мысли девушки стали пугаться. Нет, слишком льстиво, слишком медоточиво говорил Бахрам, чтобы за его тоном скрывались чистые помышления. «Добрые друзья»! Интересно, каковы те добрые друзья, которых он, похоже, сам панически боится, раз уж заклинает ее не ошибиться? Поговаривали, что Бахрам как-то связан с Рашидом, а Рашид, которого безуспешно ищут вот уже несколько лет (точнее, делают вид, что ищут, Лия в этом нисколько не сомневалась!), — о, Рашид — это величина! В Самарканде о Рашиде говорят с почтением, вполголоса, а то стараются и вовсе не говорить. К тому же Рашид, как подозревала Лия, — это всего лишь вывеска, бренд, которым на деле распоряжаются куда более владетельные и серьезные люди, чем даже носитель этого имени. Говорят, что Эмир… есть такой человек… впрочем, не надо о нем. Даже думать.

Недобрые, губительные мысли роились в голове у Лии. С тяжело подпрыгивающим, колотящимся, как накрытая ладонью птаха, сердцем она приблизилась к двери номера, в котором остановился человек по имени Эвальд Бергманис. «Как, бишь, его зовут на самом деле?» — стала припоминать Лия. Ведь в ноябре прошлого года его звали совершенно по-иному. У него было роскошное, звонкое, как колокольчик, французское имя. Леон. Вот именно, Леон.

Леон, вот как его зовут на самом деле.

Она не решалась постучать довольно долго, несколько минут. Впрочем, несколько минут — довольно неопределенный временной отрезок. Если бы она сверилась с часами, то убедилась бы, что прошло уже около четверти часа из тех тридцати минут, что отмерил Бахрам. Уф!.. Лия двумя шагами преодолела оставшееся до двери археолога расстояние и, затаив дыхание, постучала.

Он открыл дверь молча, не спрашивая, кто там. Окинул девушку взглядом и, как будто не сразу узнав (хотя она вышла от него всего несколько минут назад), спросил:

— Вам чего? Ах да. Это ты? Что-то забыла? Сумочку?

— Я хотела вам сказать… — начала Лия и вдруг задохнулась. Бергманис смотрел на нее темным, недоумевающим взглядом, а потом приоткрыл дверь чуть пошире и произнес:

— Так. Зайди. Нечего говорить на пороге. Так что ты хотела мне сказать?

«Я хотела занять вас примерно на полчаса, чтобы по истечении этого времени к вам в номер наведались какие-то добрые ваши друзья, предупрежденные добрым таджиком Бахрамом», — отпечаталось в ее голове так же ясно и отчетливо, как если бы она произнесла эти слова вслух. Наверно, эти мысли отразились у нее на лице, потому что он крепко взял ее за запястье и почти втащил в номер, захлопнув за ее спиной дверь. Усадил в кресло, а сам уселся напротив и спросил: