Молчание костей - [195]

– Если веретено не изменит курс, – сказала она, – то пойдет в точности по траектории, которая привела нас сюда. Примерно через неделю Квеллу и его свежеиспеченному Свободному Государству придется снова общаться с остальным Собранием. Не думаю, что прием будет сердечным.

– Возможно, он окажется холодноват, – согласилась Фура.

– Он разобрался с Инкассаторами в Тревенца-Рич: худших перестрелял, упрямых посадил под замок, а остальным дал помилование и гражданство. Но есть еще двадцать тысяч миров, где придется приложить куда больше усилий, чтобы Инкассаторы и их приспешники увидели мир таким, каким его видит Квелл. Они не будут спешить с обменом пистолей на клочки бумаги, тем самым аннулируя свои богатства. Мы наверняка увидим, что они мертвой хваткой вцепятся в существующий порядок и властные структуры.

– Но со временем ситуация изменится.

– Изменится, – кивнула Адрана. – Когда наступят более светлые дни, в буквальном смысле. Это будет не быстро и не просто, но все перемены постепенно произойдут.

– Этих перемен будет очень много.

– Я не знаю, тысяча лет потребуется или миллион, чтобы Старое Солнце исцелилось, – сказала Адрана. – Даже Тазакнакак не сможет ответить на этот вопрос. Поживем – увидим. В конце концов более холодные миры согреются, а те, которые сейчас нежатся в тепле, окажутся малопригодными для жизни. Это будет иметь последствия. Такой холодный захолустный мирок, как Мазариль, может сделаться предметом всеобщего вожделения. Но едва ли мы доживем до того, чтобы нас беспокоили такие вопросы. Решать их предстоит потомкам, и меня вполне устроит уверенность в том, что вслед за нашим поколением придут другие.

– Кому-то придется рассказать щелкунам о нашей находке.

– И остальным пришельцам.

– Сомневаюсь, что они придут в восторг.

– Конечно, не обрадуются. Если по отношению к этим существам совершались преступления, мы все, как наследники преступников, несем за него ответственность. Надеюсь, пришельцы нас простят, но мы не можем рассчитывать на это прощение так, словно у нас есть на него право. – Она помедлила. – Но в восстании Квелла я вижу смутную основу для оптимизма. Пришельцы, мозаичники, роботы и обезьяны – союзники, друзья. Мы разные и не должны притворяться одинаковыми. Но то, что нас объединяет, бесконечно сильнее наших различий. Мы – разумники, мыслящие существа, этим и ценны, этим можем гордиться. – Она кивнула на передний иллюминатор катера. – Да, то, к чему мы привыкли, уйдет в прошлое. Нас ждут трудные времена. Многим придется внести неудобные коррективы в свою жизнь, и я не возьмусь пророчить, что мы ни разу не пожалеем о своем выборе. Но в глубине души мы всегда будем знать, что ступили на правильный путь и что это лучшая история, которую мы создаем сами.

Долгое время Фура и Адрана смотрели на далекий свет Старого Солнца. Теперь слово «солнце» едва ли годилось – просто самая заметная из неподвижных звезд. Сестры удалились от него на расстояние, в двести раз превышающее орбиту любого мира в тридцать пятой процессии, и в сто раз дальше, чем отваживались забираться в поисках шарльеров. Тем не менее, несмотря на значительное уменьшение энергии Старого Солнца, этот свет все еще был заметен невооруженным взглядом. Тусклый шар фиолетового и рубинового мерцания, пятнышко, которое запросто можно прикрыть большим пальцем вытянутой руки. В этой области находились двадцать тысяч населенных миров, и на них жили многие миллионы людей, которые называли Собрание своим домом. Каждый мир, упомянутый в каждом издании «Книги Миров», был пленником этой крошечной сферы, от Оксерри до Хелигана, от Имандерила до Оксестрала, от Превомара до Висперо. Только Тревенца-Рич отважился уйти дальше, но и он лишь самую малость углубился в негостеприимные просторы Пустоши.

Даже сейчас… Да, даже сейчас он, по сути, не оторван от Собрания! Абсурдная мысль – но ведь это правда. Путешествие никуда не привело: все равно что ребенок отошел на пару шагов от порога. Тьма за пределами Собрания ничуть не стала привычной, нисколечко не менее жуткой. Наоборот, теперь она сильнее давила на психику. Словно голодная черная тварь, Пустошь терпеливо ждала неведомо чего, и вызов ей бросало лишь неяркое пятнышко жизни и света – Тринадцатое Заселение.

На следующий день после благополучного возвращения сестер Несс Квелл распорядился привести Инсера Сталлиса на крышу вокзала на Шестисотой улице. Бывшего командующего эскадрой облачили в пальто, нелепо просторное, цвета верблюжьей шерсти. Карманы были до отказа набиты пистолями, а подкладка разрезана и сшита заново с той же целью, так что одеяние сделалось жестким и звонким, как доспех. Теперь у Сталлиса было значительно больше восьмидесяти тысяч мер, но Квелл сказал, что разница – это бонус, знак величайшей щедрости и благодарности населения Свободного Государства Тревенца-Рич.

Хотя ставни оставались открыты, свет Старого Солнца слишком ослаб, чтобы от него был какой-то толк. Но свет пистолей лился из каждого шва пальто, осыпая юную физиономию Сталлиса вычурными желтоватыми бликами.

Внизу собралась толпа.

Шатающегося и спотыкающегося пленника подвели к краю крыши, где уже стояли Квелл и сестры Несс. Его сопровождали четверо, каждый держал в руках трос, привязанный к пальто. Оно вздымалось и колыхалось, как парус на фотонном ветру. Казалось, не будь этих тросов, Сталлиса унесет, как сорвавшегося дыхального змея.