Молчание девчат - [2]
В ярости он принялся крушить подъезд дома, в котором жил. Бил и пинал ногами всё, что попадалось на глаза. Говорят (врут, наверно), консьержка со страху заползла под стол и затаилась как мышь.
Вот, думаю, тема так тема, аншлаг обеспечен. Прямо просится в передачу нашего шоумена. Уж там наш храбрый ведущий покажет родителям кузькину мать. Пригрозит лишением родительских прав за ненадлежащее выполнение родительских обязанностей. Штрафанёт за порчу казённого имущества. Обзовёт тварями. Размажет по стенке.
Однако — тишина. Всё правильно. Наш аника-воин может воевать только со слабыми женщинами и испитыми задохликами.
Попробовал бы храбрый шоумэн вякнуть хоть полслова — боюсь, ему пришлось бы лезть под стол, как той консьержке: спасаясь от джигита и его дружной многочисленной родни.
О, думаю, напротив: он бы подсуетился, подобострастно завилял хвостом. Выразил всяческие глубокие, глубочайшие соболезнования. И немедленно кликнул сбор денег для убитой горем семьи.
Посему предлагаю торжественно переименовать передачу. Пусть отныне она называется: «Молодец против овец». А концовка «Против молодца — сам овца» — будет подразумеваться сама.
SAPIEINTI SAT. Умному достаточно.
Но возвратимся к многострадальным врачам. К эпизодам из многосерийного советского триллера.
Я лежу на сохранении в маленькой городской больничке. Кормят отлично, по четвергам свежевыпеченная вкуснейшая стряпня — кулинарии обзавидуются. По пятницам селёдочка с лучком, с горячим нежным, взбитым как пух пюре. Милые, внимательные доктора и сёстры.
Но вот ночью привозят больную. Какая там врачебная тайна, врачебная этика — о чём вы? Наутро всё отделение бойко стрекочет и жужжит о поступившей пациентке. Ей лет тридцать, лица её я не видела, потому что она всё время прятала и отворачивала, своё лицо.
Привезли с обширным химическим ожогом гениталий, особенно пострадало влагалище. Откуда мы столь подробно проинформированы? От нянечек!
Пациентка при поступлении рассказала (вернее, прокричала): мыла окно и нечаянно уселась в тазик с уксусом.
— Ага, — многозначительно хмыкнули врачи. — Рассказывай. В тазик с уксусом она уселась. С неразбавленным, девятипроцентным.
Шушукаются и хихикают сестрички. Чешут язычки санитарки. С горящими глазами — скучна и скудна событиями палатная жизнь — жарко обсуждают горячую новость больные.
Потому что ясно же, что женщина гуляла, вела аморальный образ жизни. Мужики над ней пошутили. Сговорились и обмакнули подружку в уксус. Внутрь бутылочку ввели и хорошенько плесканули: чтоб знала, мочалка, как давать кому попало.
Якобы, такой жестокий способ наказания существует у уголовников.
О чём вы, какое обезболивание при обработке раны? Несчастной даже кричать не давали, шикали:
— Поори ещё тут. Разоралась она. Принцесса.
После пытки в процедурной женщина лежит на постели, закусив подушку, с залитым слезами лицом к стенке. Тихо возит от невыносимой боли ногами. Отверженная, презренная нами всеми: примерными матерями семейств, честными жёнами, невинными советскими девушками, со страхом поглядывающими на «шлюху». А мы-то не такие, мы хорошие!
Сегодня эту страдалицу вытащили бы на шоу. И заплатили бы хорошо, и отсудила бы она у болтливого медперсонала тысяч триста за нарушение врачебного этикета, за моральный вред.
И, возможно, стала бы звездой, удачно вышла замуж… Ну, дальше сами додумывайте сказку про современную ТВ-Золушку.
— Полюбуйтесь на неё! Ещё не замужем, а уже девственную плеву потеряла. Небось, партнёров — со счёту сбилась.
— У меня парень, мы собираемся жениться… — глухо слышится из кабинета. Это защищается моя подружка. Она имела несчастье получить талончик на полчаса раньше и приняла первый удар на себя.
— Знаем мы ваших парней. Больно кому нужны. Жениться на вас. Перед первым встречным ноги раздвигаете…
Это не старушки на завалинке перемывают косточки. Это наша участковая, женский врач, собирает анамнез. Орудует смотровыми инструментами, с инквизиторским лязгом бросает в железный поднос.
Мы толпимся в коридоре испуганным стадцем. Хлопаем плоскими казёнными тапками, как овцы в загоне — копытцами. Врача хорошо слышно через хлипкую фанерную дверь. Она старая дева, может, поэтому такая злая?
— Не доена корова мычит — не обана баба рычит, — шепчет самая бывалая из девчат. Мы прыскаем.
От сквозняка образуется зазор между дверью и косяком. Теперь не только слышно, но и видно происходящее в кабинете.
— А-а-а! — взвизгивает докторица и отскакивает. — Ужас! Где она триппер заработала? Что это из неё струёй хлещет, чуть халат не забрызгала?! Сколько лет работаю, а такой кошмар вижу впервые.
— Это мёд! — подружка чуть не плачет. — Я ставила на ночь тампоны с мёдом! У меня аднексит!
Врач посрамлена, но не сдаётся. Ворчит:
— Ишь, какие слова они нынче знают. Опытные пациентки пошли. Дают кому ни попадя — потом яичники воспаляются, трубы зарастают. Микрофлору всякую цепляют… Аднексит у неё! Огонь, воду и медные трубы прошли…
В карте она с удовольствием напишет на самом видном месте, на обороте корочки: «Не замужем. Ведёт активную половую жизнь. Точное количество партнёров не выяснено».
Сын всегда – отрезанный ломоть. Дочку растишь для себя, а сына – для двух чужих женщин. Для жены и её мамочки. Обидно и больно. «Я всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем! С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у меня-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто.
Не дай Бог оказаться человеку в яме. В яме одиночества и отчаяния, неизлечимой болезни, пьяного забытья. Или в прямом смысле: в яме-тайнике серийного психопата-убийцы.
Иногда они возвращаются. Не иногда, а всегда: бумеранги, безжалостно и бездумно запущенные нами в молодости. Как правило, мы бросали их в самых близких любимых людей.Как больно! Так же было больно тем, в кого мы целились: с умыслом или без.
Невыдуманные рассказы о девочках, девушках, женщинах. Одна история даже с криминальным налётом.
И уже в затылок дышали, огрызались, плели интриги, лезли друг у друга по головам такие же стареющие, страшащиеся забвения звёзды. То есть для виду, на камеру-то, они сюсюкали, лизались, называли друг друга уменьшительно-ласкательно, и демонстрировали нежнейшую дружбу и разные прочие обнимашечки и чмоки-чмоки. А на самом деле, выдайся возможность, с наслаждением бы набросились и перекусали друг друга, как змеи в серпентарии. Но что есть мирская слава? Тысячи гниющих, без пяти минут мертвецов бьют в ладоши и возвеличивают другого гниющего, без пяти минут мертвеца.
«Главврач провела смущённую Аню по кабинетам и палатам. Представила везде, как очень важную персону: – Практикантка, будущий врач – а пока наша новая санитарочка! Прошу любить и жаловать!..».
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
«Долгое эдвардианское лето» – так называли безмятежное время, которое пришло со смертью королевы Виктории и закончилось Первой мировой войной. Для юной Делии, приехавшей из провинции в австралийскую столицу, новая жизнь кажется счастливым сном. Однако большой город коварен: его населяют не только честные трудяги и праздные богачи, но и богемная молодежь, презирающая эдвардианскую добропорядочность. В таком обществе трудно сохранить себя – но всегда ли мы знаем, кем являемся на самом деле?
Этот роман покрывает весь ХХ век. Тут и приключения типичного «совецкого» мальчишки, и секс, и дружба, и любовь, и война: «та» война никуда, оказывается, не ушла, не забылась, не перестала менять нас сегодняшних. Брутальные воспоминания главного героя то и дело сменяются беспощадной рефлексией его «яйцеголового» альтер эго. Встречи с очень разными людьми — эсэсовцем на покое, сотрудником харьковской чрезвычайки, родной сестрой (и прототипом Лолиты?..) Владимира Набокова… История одного, нет, двух, нет, даже трех преступлений.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ольга хотела решить финансовые проблемы самым простым способом: отдать свое тело на несколько лет Институту. Огромное вознаграждение с минимумом усилий – о таком мечтали многие. Вежливый доктор обещал, что после пробуждения не останется воспоминаний и здоровье будет в норме. Однако одно воспоминание сохранилось и перевернуло сознание, заставив пожалеть о потраченном времени. И если могущественная организация с легкостью перемелет любую проблему, то простому человеку будет сложно выпутаться из эксперимента, который оказался для него слишком жестоким.
…22 декабря проспект Руставели перекрыла бронетехника. Заправочный пункт устроили у Оперного театра, что подчёркивало драматизм ситуации и напоминало о том, что Грузия поющая страна. Бронемашины выглядели бутафорией к какой-нибудь современной постановке Верди. Казалось, люк переднего танка вот-вот откинется, оттуда вылезет Дон Карлос и запоёт. Танки пыхтели, разбивали асфальт, медленно продвигаясь, брали в кольцо Дом правительства. Над кафе «Воды Лагидзе» билось полотнище с красным крестом…