Молчание Апостола - [69]

– Запомнить было нетрудно. Она на единицу отличается от той, что на руке Марка.

– И что это значит?

– Это несложно, малышка. Понятно же, что татуировку им наносили одному за другим, подряд. Меня гораздо больше смущает «Z». Сходство у них есть, несомненно, но я бы отнес это к возрасту и длинным седым волосам. Но на близнецов они никак не похожи. Давай, шагай.

Но Эли оставалась на месте.

– Объясни, как, видя и понимая все это, ты доверяешься отцу Иоанну? А если ловушка?

Он нахмурился.

– Назови это интуицией. Скажем так: пока доверяю. С некоторой осторожностью. Уж больно хорошо он по-немецки говорит. Как, впрочем, и Марк.

– А Марку доверяешь?

– Ни на ломаный грош.

– Тогда почему же Лонгдейл?..

– Именно поэтому. Пойдем вниз. Шаланда уже, наверное, ждет.

Спустившись, они прошли вдоль берега, следуя указаниям отца Иоанна. На мелкой волне у деревянного причала покачивалась рыбацкая барка с обшарпанной рубкой и двумя новехонькими моторами, тяги от которых шли по швеллерам в рубку. Рядом стоял, попыхивая трубкой, высокий мужчина в капитанской фуражке и с черной курчавой бородой, делавшей его похожим на молодого Зевса.

– Капитан Алексис? – негромко спросил Артур.

– Да, это я, – по-английски ответил хозяин шаланды.

Он говорил с едва заметным акцентом.

Эли и Артур представились.

– У вас прекрасный английский, – заметила Эли.

– Было время, ходил в дальние рейсы. А там без английского… – смущенно ответил Алексис.

– Нам надо… – начал было Артур.

– Я знаю. Геронда мне все объяснил.

– Прекрасно, – отреагировал МакГрегор. – Теперь, если позволите, я позвоню. Пара минут, не больше.

Он отзвонился в косский бизнес-аэропорт, назвал себя, номера борта, квитанции оплаты и поинтересовался:

– Скажите, а в принципе возможно перегнать мой джет в Афины? Все, естественно, будет оплачено. Ключи и документы на самолет я сдал в вашем офисе. У вас найдутся пилоты, знакомые с LJ-45? Превосходно. Через полчаса, а то и раньше, взлет уже возможен? Сказочно! Да, я понял, джет будет стоять в бизнес-ангаре афинского аэропорта.

– Прошу на борт, – галантно произнес Алексис, увидев, что Артур завершил разговор и сунул мобильник в карман.

Пара шагнула на борт шаланды по шаткому трапику.

– Мадам может спуститься вниз, – предложил капитан, – на палубе будет прохладно. – Он открыл люк, металлический трап которого вел в небольшую, чтобы не сказать крошечную, каюту с парой гамаков в два яруса, маленьким столиком и двумя табуретами.

– Думаю, вы поместитесь здесь и вдвоем, – сказал Алексис. – А для холодной ночи… – Он достал из тумбочки бутылку с желтоватой жидкостью и три небольших стаканчика. – Гость в дом – Бог в дом, – торжественно сказал капитан, наполняя стаканчики.

– Дом? – спросила Эли. – Вы здесь и живете?

– Почти, – весело отозвался Алексис. – Дом у меня неподалеку, метров полтораста отсюда, но больше времени я провожу здесь. Тут я свободен, дышу полной грудью. Освободительница моя – «Элефтерия»!

Эли прыснула. Алексис вопросительно посмотрел на нее.

– Вы шутите, капитан? – смеясь, спросила Эли.

– Почему?

– Но это мое имя!

– Но разве госпожа гречанка?

– Нет, я француженка. Но назвали меня в честь бабушки. Вот она-то была гречанкой. Сейчас, правда, и я сама, и другие произносят это имя как «Элеутерия» – но ведь слово-то одно и то же, верно? «Освободительница»?

– Верно! – Алексис поднял свою стопку. – За чудеса, которые ежедневно дарит нам Господь! – Он приподнял указательный палец. – Но, Эли, будьте осторожны. Этот узо готовил я сам! Серьезная вещь! Ваше здоровье!

Все трое выпили. Мужчины – залпом, Эли – глотками, с усилием, но мужественно. Потом она выдохнула и полезла за платочком, чтобы утереть набежавшие слезы.

Алексис выбрался наверх. Заурчали двигатели шаланды. Капитан снял швартовый конец с кнехта на пристани и прыгнул на борт.

– Ну и что? – подмигнув, сказала Эли. – Вперед, Тарзан! На рыбацкой шаланде мне еще не приходилось.

– Неудобно, – пробормотал Артур. – Алексис прямо над головой.

– Неудобно спать на потолке, виконт, – обиженно ответила отвергнутая дама. – А гамак… Это даже экзотично.

– Серьезно, Эли, у нас сейчас хватает проблем помимо… сама знаешь чего.

Она тоже посерьезнела и произнесла:

– Айнштайн.

– В первую очередь.

– Что еще ты накопал или вычислил по его части?

– Много чего, дорогая. Во-первых, он никогда не был в Аушвице.

– Как? А татуировка?

– Первое. Кроме татуировки, заключенных заносили и в журналы. Это ж немцы. Нация бюрократов.

– И в Аушвице?

– И в Аушвице. Часть бумаг немцы при наступлении русских сожгли, остальное забрали Советы. Но Айнштайн, когда я забросил наживку насчет того, что записей в Аушвице не делали, невозмутимо со мной согласился. Раз.

– Раз. Значит, есть и два?

– Когда он говорил о лагере, то употреблял слово «сортировка». Это два.

– А как ты назовешь чайник кроме как чайником?

– Сортировку в Аушвице никто никогда так не называл. Все зэки звали ее Канадой.

– Почему так?

– Версий много, но, скорее всего, потому, что Канада представлялась им какой-то страной изобилия, как и сортировка, где можно было добыть все, от обуви и одежды до очень дорогих вещей. «Ты сегодня на Канаду? Счастливчик! Притащи мне башмаки сорок второго размера». И так далее. Понимаешь?