Молчаливый странник в Лондоне - [29]

Большинству жителей Лондона, особенно англичанам, не составит труда рассказать вам об истории того или иного моста, когда и как он был построен и даже сколько это стоило. Но эти детали меньше всего занимают бестолкового китайца вроде меня. Кстати, тщательно описать всю реку сразу – задача, конечно, невыполнимая. И я намерен разделить Темзу на две части. Одна – в городе, где по обеим ее сторонам теснятся дома, другая – ближе к загородным просторам, где преобладает нетронутая природа и совсем немного созданий рук человеческих. Учитывая особенности моего характера (о них я писал во вступлении), читатель, наверное, решит, что мне, конечно, ближе вторая часть Темзы, но это будет не вся правда. Есть много мест на ее берегах, где преобладает городской антураж, но на которых я тоже люблю бродить. Например, я не особенно жалую набережную Виктория в дневные часы – слишком много дорожной суеты и спешки. И даже поймал себя на том, что не могу противостоять этой атмосфере всеобщего натиска и тоже начинаю двигаться быстрее, чем хотелось. Видимо, это естественный инстинкт. Так юная прелестница инстинктивно начинает делать па, когда на экране показывают балет. Но после десяти вечера здесь можно наблюдать изумительный ночной Лондон без суеты, хотя время от времени это торжественное спокойствие нарушают снующие машины и трамваи. Я часто бесцельно брожу здесь, с особым интересом разглядывая уличные фонари на набережной. Они вытянулись длинной цепочкой, и их мягкий свет отражается в воде. Смотрю на эту игру света, и странная мысль приходит на ум: вещь до боли знакомая меняется до неузнаваемости в водной среде. Вообще-то я не поклонник моря огней. Оно создает ощущение шума, суеты, чего-то показного, кричащего. Когда хочется тишины и покоя, яркий свет раздражает. Другое дело, если друзья собираются на вечеринку – тогда я зажигаю в комнате все возможные огни. Но если остаюсь один, достаточно единственной лампы рядом с креслом, где я погружаюсь в чтение. Но когда я гуляю в одиночестве по набережной Виктория, мне почему-то нравятся бесчисленные огни, которые отражаются в Темзе. В пору безветрия гладь воды неподвижна и огни дышат спокойствием. Но вот бриз шевельнет поверхность воды, и огни начинают мигать, напоминая гаснущее пламя свечи. Бывают мгновения, когда свет трепещущей свечи раздражает, а вот подобные движения на воде доставляют радость.

После прогулки по набережной я люблю подойти к Египетскому монументу и двум сфинксам. Днем они не создают впечатления великолепия и грандиозности. Шум дорожного движения и яркие краски зданий затмевают их. Ночью, напротив, другие детали становятся незаметными, а монумент и сфинксы выглядят невозмутимыми, неизменными, вечными. В них ощущаешь достоинство и возвышенное спокойствие. Конечно, они выглядели бы такими и днем, и ночью, если б стояли посреди пустого пространства, как это и было когда-то в Египте, но я допускаю, что они не возражают быть здесь среди путаницы, неразберихи и какофонии. Я убежден: все, что имеет непреложную ценность и доказало свое бессмертие в течение тысяч и тысяч лет, останется неизменным, каким было в те незапамятные времена. Это величие не потускнеет, даже если придется пережить страдание и боль. Такова, на мой взгляд, судьба любой великой цивилизации. Когда я проходил мимо сфинксов, то чувствовал себя крошечной пылинкой, бесконечные миллионы каких видели они за эти годы. И еще мне почудилось, что сфинксы смеются над борьбой людей за выживание и над современными конфликтами между нациями. Сколько они видели подобных битв еще до того, как европейские народы заявили о себе в истории во весь голос.

Мне также нравится гулять днем у реки, особенно ранним утром вдоль набережной Миллбэнк неподалеку от галереи «Тэйт». Если смотреть отсюда на другую сторону реки, открывается необыкновенно красивая панорама, и я любил медленно брести, глядя на реку с набережной. Рядом с галереей меня заинтересовало громадное здание современной архитектуры, которое явно контрастировало со старинным домом на противоположной стороне. Они стояли напротив друг друга, и река между ними казалась шире, чем в других местах. Это давало мне больше пространства для обозрения, стимулировало мыслить творчески и нестандартно. Как важно все-таки правильно выбрать место. Само расположение галереи «Тэйт» обладает какой-то магией. Я всегда чувствую себя там раскрепощенным, свежим, похожим на распускающийся бутон цветка.

И все-таки больше всего я полюбил набережную Чейни-уок, в Челси, которая просто поразила мое воображение. Как жаль, что лишь однажды мне удалось побывать здесь ранним утром. В то время здесь было малолюдно, утренняя дымка покрывала все, куда бы я ни обращал свой взор. Мост Альберта, казалось, плыл в густом тумане, и когда я приблизился к нему, то меня поразила его архитектура. Впрочем, здесь неплохо гулять и вечером, а еще лучше поздней ночью. Я знаком с несколькими лондонцами, что живут вдоль этой набережной или по соседству. К счастью, они нередко приглашали меня на обед, после которого я мог совершать свои прогулки. Однажды я покинул дом моего знакомого очень поздно и, конечно, воспользовался шансом побродить глубокой ночью. В это время редкая машина или редкий пешеход нарушают ваше блаженное одиночество. Кроны деревьев, как правило, скрывают уличные фонари, и их свет едва проникает сквозь листву. У нее какой-то странный цвет, напоминающий зеленый, но я не знаю, как передать его на холсте или бумаге. Однажды ночью, гуляя между двумя мостами, я обнаружил маленькое артистическое кафе с единственным окошком. Электричества там не было – только свечи. Одну из них хозяева поставили на подоконник, она-то и привлекла мое внимание. Ее свет был словно приглашением войти в дом. Но внутри никого не было, и поскольку я не знал местных ночных правил, то не решился войти. Другой ночью я снова побывал в этих местах. Все тонуло в тумане. Меня привлекла смутная, таинственная атмосфера, и я долго стоял на мосту, затем стал лениво прогуливаться туда-сюда, забыв, что пора возвращаться домой. До моего Хэмпстэда предстоял долгий путь, но я благополучно добрался до дома по пустынным улицам, в то время как лондонцы уже видели сны.