Молчаливый странник в Лондоне - [16]
. Нарушение баланса приводит к ужасным последствиям. Чрезмерная облачность вызывает простуду. Чрезмерная ясность рождает жар. Чрезмерный ветер приводит к болезни конечностей. Чрезмерный дождь нарушает работу кишечника. Чрезмерный туман приводит к похотливости. Чрезмерная яркость плохо отражается на работе сердца. Женщины состоят в родстве с облачностью и туманом. Излишние связи с ними вызывают внутренний жар и заканчиваются загадочной болезнью «Ку»…»
Некоторые термины в этом пассаже не имеют прямого отношения к тому, о чем я пишу, но мне кажется, что наш древний гений уже в те далекие дни предсказал погоду в Лондоне и ее последствия. Вне всякого сомнения, чрезмерная облачность, излишний ветер и избыточный дождь должны быть причиной того, что каждый лондонец вынужден постоянно советоваться со своим доктором. У китайцев нет личных постоянных докторов, мы обращаемся к врачам, только если действительно заболели. А вот чрезмерный туман помог мне понять причину любви лондонцев к шотландскому элю и крепкому ирландскому портеру.
Но есть у лондонской погоды и одно преимущество – нет ничего интереснее, чем говорить о ней. Два чужих человека, которые совсем не жаждут познакомиться, могут сидеть в парке или в купе железнодорожного вагона и часами говорить о погоде. Если на каком-нибудь сборище разговор начинает затухать, кто-нибудь обязательно коснется этой всем интересной темы и всегда найдется балагур, который поддержит разговор. Я обожаю подобные дискуссии, в такие минуты мне кажется, что лондонцам вполне достаточно этого «погодного братства», в котором они дружелюбны друг к другу и нет у них желания завязывать более близкие отношения. Я часто слышал, что манера общения англичан отличается холодностью, похожей на их погоду, но когда они говорят о ней, то преображаются, становятся теплее. Мне особенно нравится выбор слов в прогнозах: «погода ожидается в основном сносная, умеренная, много изменений не предвидится» или «погода неустойчивая, временами дожди». Такие обороты речи великолепно объясняют лондонскую погоду. Они никогда не дают определенной картины того, что может произойти, но вы, конечно, догадываетесь: зонтик надо захватить в любом случае.
Если в зимнюю пору я встречался с кем-нибудь впервые, он чаще всего спрашивал, как мне нравится лондонская погода. Стоило мне замешкаться, спрашивавший, если то был мужчина, морщил нос и, как правило, восклицал: «Я полагаю, она вам не нравится». А вот леди пожимала плечами и бросала: «Она такая ужасная». Конечно, новые знакомые догадывались, каков будет мой ответ, но думали, что лучше опередить меня. Спустя некоторое время я нашел, как мне кажется, оптимальный вариант ответа: «Я уже привык к погоде». На это спрашивавший нередко восклицал: «О!» Одна китаянка, живущая в Германии, как-то написала мне: «Англичане самые понимающие и чуткие люди в мире». (Я надеюсь, она не подражает тем англичанам, которые говорят, что все английское – лучшее в мире.) «Когда вы впервые встречаете их или даже когда вы уже немного знакомы с ними, англичане никогда не спрашивают вас о личной жизни. А вот здесь, в Германии, или в других европейских странах, например в Италии, люди страстно жаждут узнать всякие подробности о жизни других людей. Мне нередко задавали, например, такие вопросы: сколько у меня денег, замужем ли я, каким бизнесом занимаюсь, какова моя зарплата. Эти вопросы приводили меня в замешательство и нагоняли скуку. А вот англичане всегда утонченно вежливы и спрашивают только о погоде…» Я не смею судить о других странах (сначала надо там побывать), но, размышляя об англичанах, все чаще задаю себе вопрос: а может быть, этой учтивостью и объясняется такая готовность англичан говорить о погоде?
Несмотря на все то, что я рассказал об английской погоде, особенно в зимнюю пору, мне все-таки она нравится своими отдельными нюансами. Когда в Лондоне начинается настоящая зима, листья деревьев опадают, а ветки и стволы становятся густо черными. Когда они предстают абсолютно голыми, открытыми для созерцания и демонстрируют сказочное переплетение своих ветвей, я чувствую такую красоту в этом естественном убранстве, какую описать невозможно. Эту прекрасную картину я не устаю наблюдать и люблю бесконечно долго изучать ее, находя все новые и новые оттенки. Большинство европейских художников нанимают натурщиков и натурщиц для своих работ, но мне кажется, они не столь естественны, какими должны быть, поскольку то, как им себя вести и какие и телодвижения совершать, диктует художник. Мне приходилось слышать, что великие мастера нанимают группу моделей и дают им возможность свободно двигаться в студии. Если художник увидит движение, которое поразит его воображение, тогда он попросит модель позировать ему. Конечно, это очень хороший метод. Но боюсь, что большинство бедных художников не в состоянии иметь большую студию и пользоваться услугами большого числа натурщиков. Что касается меня, то я предпочитаю смотреть на обнаженные деревья, которых так много в Лондоне, и делать это можно совершенно бесплатно. (Надеюсь, что министр финансов не предложит ввести в бюджет следующего года налог на деревья, узнав о том, что я использую эту ситуацию в своих интересах!) Мне нравится и уникальный цвет, который лондонская зима дарит домам, церковным башням, деревьям, изгородям на фоне серой и белой пелены тумана.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.