Молчаливый полковник Брэмбл - [4]

Три первых романа — «Бернар Кене», «Превращения любви», «Семейный круг» — Андре Моруа считал лучшими. Некоторая мелодраматичность или сентиментальность сюжетов уравновешивается в них изящной, порой язвительной иронией. В романе «Инстинкт счастья» (1934) семейные отношения осложняет внебрачный ребенок, в «Земле обетованной» (1946) — фригидность жены, в «Сентябрьских розах» — измены мужа, болезни, подкрадывающаяся старость.

В юности Моруа мечтал силой воображения «оживить целый мир» — как в «Человеческой комедии» или «Войне и мире». Это ему в какой-то степени удалось — его романы и рассказы составляют замкнутую художественную вселенную, объединенную не только общими проблемами, характерными ситуациями и художественными приемами, но и персонажами, которые переходят из одного произведения в другое: супруги Менетрие, Вилье, Кене, Ромильи, Шмиты, драматург Фабер, актриса Женни Сорбье и другие. Как для героев Бальзака, для любого из них можно восстановить его жизненную судьбу, но вряд ли это будет плодотворно. Они в основном повторяют друг друга с небольшими вариациями: мужчины, инженеры или писатели, более-менее напоминают автора, женщины либо скучают, томятся по какой-то иной жизни, жаждут поэзии, чистых, справедливых отношений, либо активно самоутверждаются. Такова Соланж Вилье, «свободная», раскрепощенная женщина — одно из главных действующих лиц в «Превращениях любви», эпизодическое — в «Семейном круге», героиня созданного Бертраном Шмитом романа — в новелле «Любовь в изгнании» (1945). Характерно, что от книги к книге сквозные персонажи Моруа почти не меняются, время не властно над ними — они остаются знаками определенных психологических и социальных ролей.

Моруа продолжал ту традицию рационалистического психологического анализа, которая восходит к Расину и госпоже де Лафайет. Несмотря на противоречивые желания и стремления, борющиеся в душе, герои остаются цельными натурами. Писателю была далека идея принципиальной двойственности личности (грешник — святой, преступник — жертва), которую отстаивал его коллега по Французской Академии Франсуа Мориак. Из всех человеческих качеств: доброта, мужество, умение понять другого — превыше всего он ставил верность. Для государства это соблюдение обязательств и договоров, поддержание демократии, для семьи — супружеская верность, для человека и писателя — верность прежде всего самому себе.

Концепция личности во многом определяет анализ характеров, систему персонажей, особенности сюжетного построения романов и рассказов. По мнению Моруа, характер человека, складывающийся из хаоса чувств и ощущений, только благодаря обществу или искусству превращается в нечто единое («социальная роль, маска»). При этом необходимо верно выбрать стратегию поведения, чтобы преуспеть в жизни, реализовать то, что в тебе заложено. В противном случае даже талантливого человека ждет гибель.

Символична новелла «Черные маски» (1932) о молчаливой скромной женщине, которой карнавальная маска помогла стать блестящей собеседницей (пересказ ее вошел в «Письмо молодому человеку…»).

В художественном мире Моруа «маски» определяют отношения между людьми. Во многих произведениях писатель разоблачает «недолжную» буржуазную действительность, показывает изнанку, подоплеку событий («Бедная мамочка», 1932; «Завещание», 1937; «Ариадна, сестра…», «Прилив», «Ярмарка в Нейи»), но правда чаще всего приносит его персонажам только муки — «маска» стала лицом. Наиболее показательна в этом отношении новелла «Добрый вечер, милочка». Через десять лет женщина встречает мужчину, в которого была в свое время страстно влюблена, да и сейчас продолжает любить, — и открывает ему глаза на его жену. Дружелюбно-ядовитыми, продуманными фразами она рисует соперницу лживой, глупой, безвкусной, корыстной… Но завистница Сабина, стремящаяся если не вернуть любовь Антуана Кене, то хотя бы разрушить его чувства к другой, выглядит куда страшнее ненавистной ей Франсуазы. И в то же время она невольно вызывает сочувствие; короткая встреча раскрывает долгую историю несостоявшегося счастья, за показным благополучием вырастает житейская драма.

Возможность двойственной интерпретации заложена не только в характерах персонажей, но и в построении сюжета. Многие рассказы как бы повторяют поэтику чеховских пьес (Моруа считал Чехова одним из своих учителей), где внешне почти ничего не происходит, где действие возвращается на круги своя, где поступки приводят к противоположным результатам. Активность Наташи из «Трех сестер»[3] буржуазна, разрушительна, несет окружающим зло; таковы и многие героини Моруа. Мужчины чаще всего инертны, безвольны, но их житейская пассивность оборачивается благом, сопротивлением провоцирующему дьявольскому началу — женщине («Ярмарка в Нейи»). Для них отведено иное поле деятельности — творчество: в мире вымысла житейские беды оборачиваются победами. Прозаики и драматурги — герои едва ли не большинства новелл: Бертран, Шмит, двойник автора, Кристиан Менетрие, Эрве Масена, Жером Ване, Сиврак, Фабер.

Наиболее интересен (как исключение) последний персонаж. Фабер — популярный драматург, некрасивый, но невероятно энергичный; обаятельный современный Дон-Жуан предстает как «Князь тьмы». Но традиционализм Моруа не был чем-то застывшим, догматическим, напротив, — писатель отчетливо сознавал, что полный покой, бездействие — синонимы смерти. Поэтому Фабер, соблазняющий и бросающий женщин, ломающий их судьбы, разрушающий их семьи, несет им не только ало, страдания, но и счастье любви, подлинной жизни. Выслушав мрачные (и целиком сбывшиеся) предсказания-предостережения Бертрана Шмита, кидается в объятия Фабера, навстречу гибели Франсуаза Кене — та самая, о которой рассказывалось в новелле «Добрый вечер, милочка» (рассказ «Князь тьмы», 1960), несмотря на муки и унижения, вновь возвращается к нему героиня новеллы «Письма» (1932) — без огня страстей она превратилась в жалкое подобие прежней блестящей, красивой женщины. Стремительный роман с Диком Манага окончился для Денизы тяжелым нервным кризисом, лечением в психиатрической больнице, но он вывел ее из состояния духовного оцепенения, прозябания («Семейный круг»). Поэтому и отношение Моруа к супружеской измене двойственно: осуждая ее, он в то же время показывает, что любовь, внутренняя свобода выше лицемерно мещанских представлений о нравственности («Любовь в изгнании»), выше преувеличенного понятия о долге, делающего людей несчастными (рассказ «Честь», 1932).