Это было серьёзный проект. Весь Хутор участвовал в акции. Из леса (то есть, с другой от хат стороны дороги) приволокли 20-метровую сосну, врыли её в землю и растянули во все стороны проволоками. Наверху сосны торчала антенна. Раскачиваясь под ветром, она искала и даже иногда ловила Москву. Москва показывала новости и балет.
Между прочим, новости можно было б и не показывать: на Хуторе и своих хватало, а московские, они что сейчас, что тогда — совсем непонятные.
А вот балет неожиданно оказался кстати. Своих баб с задранными юбками на Хуторе не водилось, а в балете — сколько хочешь. Поэтому, прежде чем пустить газету «Рассвет» на самокрутки, мужики внимательно выискивали в небогатой телепрограмме слова типа «Жизель», «Травиата» или «Сильфида».
…В 2001 году Сапармурат Туркменбаши упразднил балет в Туркмении. «Я не понимаю балет, — сказал он. — Зачем он мне? Нельзя привить туркменам любовь к балету, если у них в крови его нет». В итоге, театр оперы и балета в Ашхабаде снесли. Видимо, оперу туркменам привить тоже не получилось.
И у нас на Хуторе балет, вроде, не сильно был в крови, но признание завоевал быстро. На мой взгляд, это лишний раз свидетельствует о том, что Хутор ближе к Европе, чем Ашхабад, а также подтверждает мысль о вечной тяге русского человека к настоящему искусству. Не то, чтоб мужики научились отличать pas de deux от pas d'action (гори они огнём!), но, например, появления Одиллии в «Лебедином Озере» на третьем просмотре уже ждали:
— Во, кум, я табе той раз казал за чернявенькую! Дивись, дивись! Бачишь, не?
— Жопка, шо и говорить… — задумчиво одобрял либретто кум, — была у мене в Буде одна цыганочка. Ох, и ходовая же…
— Да и Беляночка тоже не комолая, — вступался кто-нибудь за Одетту, — бач! крутится, шо твой сепаратор…
Женщин и детей в этот мужской клуб на просмотр не пускали. Но я дружил с сыном бригадира, и мы с ним и с его котом всё видели с печки, хотя восторга мужиков не разделяли. Я, собственно, и сейчас к балету отношусь не лучше, чем ординарный туркмен.
Года через два после первого телевизора благосостояние на Хуторе стало помаленьку расти, сосен с антеннами по огородам навтыкали все кому не лень. А еще лет через пятнадцать эти сосны стали падать на хаты, но к тому времени ни электричеством, ни, тем более, балетом уже было никого не удивить.
Меня жизнь выгнала с печки и отправила непонятно куда и непонятно за чем. Кот вышел проводить меня на крыльцо, ёжась, посмотрел вслед и, поочерёдно отряхивая лапы, вернулся на печку ждать своего снегиря.
…С тех пор прошло много лет. Чего только не было и где я только не пробовал вести себя как человек, но так и не расхотел быть котом.
…Зима. Хутор. Узоры на стекле. Снегирь. Тёплая печка. И ещё — загадочная страна, куда в конце всегда можно уйти. Вдруг в следующей жизни сложится? Заявку я оставил…
