Моль - [4]

«Да, — говорил себе Решков, сидя в домике Левшинского переулка, — я к этому стремился. А почему стремился, понял только сейчас, здесь, понял, почему был убит полковник Мовицкий».

Он спокойно, без волнения, подумал о полковнике. Был и нет! Но мысль о нем вернула его туда, в то прошлое, которое никогда не повторится. В невосстановимое былое ушла даже не барышня Ирина, а маленькая Ирочка, девочка в беленьком платьице, стоявшая на веранде тогда, когда ему, теперешнему Леониду Решкову, тогдашнему бродяжке было восемь лет…

В один из дней осени 1917 года Леонид Решков, житель Левшинского переулка, со стоном откинулся на спинку стула, поняв, что любит Ирину Мовицкую. Это чувство показалось ему столь огромным, что он вздрогнул, тут же решив бежать на вокзал, втиснуться в поезд, уехать, чтобы где-то там упасть перед Ириной и раскрыть свою душу.

Он даже представил себе самого себя, обратившегося к Ирине с мольбой: «Судите сами».

Нелепость этой воображаемой картины заставила его криво усмехнуться и почему-то посмотреть на свои руки. Потом, через некоторое время, он догадался, что на руки смотрит как посторонний, лениво думающий о том, что эти руки убили хорошего человека.

Он продолжал прятаться в свое одиночество, почти не выходя из комнаты. Однажды, услышав раздавшиеся невдалеке выстрелы, он воспринял их как чью-то попытку помешать ему придти к очень важному и уже почти готовому решению. Словно желая проверить правильность своей догадки, он выскочил в коридор и, рванув дверь, очутился на крыльце.

— Ты куда? — закричал хозяин. — Не видишь: восстание!

По переулку, прижимаясь к домам, бежали перепуганные люди.

— Назад! — опять крикнул хозяин. — Закрой двери!

Решков повернулся, но дойти до двери не успел: шальная пуля свалила его у порога.

Очнулся он лишь тогда, когда вся комната была забита народом.

Ночью, когда всё уже успокоилось, Решкова доставили в какую-то больницу…

Автор не станет рассказывать о том, как лечили Леонида Решкова и какой врач ему делал перевязки. Об этом вряд ли помнил и сам Решков. Во всяком случае, об этом периоде своей жизни он мало кому говорил, и потому мало кто знает, насколько он был удивлен, когда в больнице его навестили представители районного совета и член местной ячейки большевиков. Они рассказали раненному Решкову о победе Октября и благодарили за участие в восстании.

От роли героя-революционера он не отказался. А недели через три после выхода из больницы его весьма торжественно приняли в ту ячейку, представитель которой первым обнаружил самоотверженность и глубокую идейность бывшего студента, в прошлом — жертву царского режима.

Автор утверждает, что именно с этого момента Леонид Решков вошел в действо, подхваченный вихрем Октября.

Конечно, в самом Октябре Леониду Решкову не довелось участвовать. Октябрь был сотворен без него, без его помощи, но всё дальнейшее, дальнейшие семнадцать лет строительства «нового мира», Автор не представляет себе без Леонида Решкова, растоптавшего свою судьбу и с каким-то холодным озлоблением рванувшегося к большевикам. Весьма возможно, что за всем этим стояла месть Решкова и самому себе, и Мовицким, и оттолкнувшим его меньшевикам, месть чему-то несбывшемуся, хотя он отдавал себе отчет, что сегодняшнее — лишь суррогат, жалкий заменитель того, что ушло навсегда.

Совсем естественно получилось, что ячейка, от которой районный комитет потребовал направить в чека несколько большевиков, годных для беспощадной борьбы с врагами, сразу же рекомендовала Леонида Решкова.

Председатель чека, внимательно изучавший списки рекомендуемых, дважды прочитал краткую, но выразительную характеристику и приказал:

— Вызвать ко мне!

На другой день Леонид Решков сидел в кабинете Председателя. Пристально изучающий и несколько суровый взгляд Председателя скоро сменился приветливой улыбкой.

— Вот, — сказал Председатель. — Отлично. Нам нужны интеллигентные люди. Идейные и закаленные. И беспощадные. Вашу идейность укрепила царская тюрьма. А закаленность… — тут председатель протянул Решкову руку. — Закаленность вашу проверила вражеская пуля.

Автор не находит нужным утомлять читателя подробностями того, как Леонид Решков, сперва обычный уполномоченный, потом — особоуполномоченный, весьма скоро занял пост Семена Семеновича Суходолова, бывшего одним из помощников Председателя.

Свое понижение в должности Суходолов воспринял не только без обиды, но даже с радостью. Его уже давно мучило сознание, что он — простой крестьянский сын — не по праву стоит около Председателя, большого политика и друга Вождя.

Да, он, Семен Семенович Суходолов, еще до октября 1917 года, с полной верой в грядущее народное счастье, примкнул к большевистскому подполью. Потом, уже в Октябрьские дни, он испугался той страшной власти, которой располагал. Ему даже казалось, что он злоупотребляет этой властью, не умеет ею пользоваться, делает что-то не так, а потому «народное счастье» не получается.

Ему очень понравился Леонид Николаевич Решков. А привыкнув к нему, Суходолов честно признался во всех своих сомнениях и терзаниях. Суходолову хотелось, чтоб новый начальник, этот интеллигентный студент, идейный революционер убедил его, что «Русский Октябрь» принесет, не может не принести, счастье всему народу и, конечно, отцу Суходолова, самому что ни на есть обыкновенному тамбовскому мужику.