Моисей. Тайна 11-й заповеди Исхода - [56]

Появление Элиуда оказалось как нельзя кстати. Моисей выпроводил Датана, заверив его, что так или иначе без инструментов тот не останется, и рассказал Элиуду то, что удалось узнать.

– Я только что оттуда, – доложил Элиуд. – С утра я подумал, что раз уж Авенир и Савей будут на совете, а начальник над писцами и казначей явно займутся делами, то хорошо будет последить за Нафаном, и все утро ходил кругами вокруг его шатра, до тех пор, пока не убедился, что Нафан сегодня не человек, а всего лишь жалкая тень человека и ни к чему не способен, кроме…

Элиуд поморщился и махнул рукой, давая понять, что остальное неважно, но Моисей спросил:

– Так что же все-таки случилось с Нафаном?

– Он или съел что-то несвежее, или выпил не той воды, которую стоило пить, потому что то и дело выскакивал из шатра и отбегал в сторону и присаживался там. Отбегал недалеко, потому что на то, чтобы бежать далеко, у него сил не было, и сейчас его шатер можно найти с закрытыми глазами, по запаху. Под конец он уже не бежал, а еле-еле шел, шатаясь, и стонал при этом так жалобно, что мне стало его жаль. Лекарь, а не может облегчить свои собственные страдания. Я решил уйти и посмотреть, чем занимается наш казначей, но увидел дым и побежал туда.

– Многое удалось спасти?! – спросил Моисей.

– Почти ничего не удалось, – Элиуд зачем-то посмотрел на свои ладони и отер их о свой кожаный доспех, надетый поверх рубахи. – Почти все сгорело, а что не сгорело, то забросали песком, когда тушили огонь. Сухое дерево повозок горит хорошо, а ведь там было еще и масло. Повозки с припасами ставились одна к другой, ведь чем кучнее они стоят, тем проще их охранять, поэтому огонь распространился быстро…

– Я слышал, что загорелось одновременно с разных сторон? – перебил помощника Моисей.

– Когда я подбежал, уже все горело. Это поджог, – ответил Элиуд, проникнув в суть вопроса. – Сами собой или случайно припасы загореться не могли, потому что костры разводились в отдалении от них и никогда – с наветренной стороны. А днем во время стоянок возле них костров вообще не разводят, потому что едят воины только сменившись с караула, в своем лагере. Это поджог, и я думаю, что знаю, кто виновник…

– Я тоже подозреваю Мардохея, – кивнул Моисей. – Возьми Амосию и сходите за Мардохеем. Я хочу поговорить с ним, прежде чем обвиню его в поджоге.

– Амосию? – удивился Элиуд. – Зачем мне Амосия? Я и сам прекрасно справлюсь! Если Мардохей не захочет идти, то дам ему в ухо, взвалю на плечо и принесу сюда! Амосия пусть занимается своим делом!

– Не надо давать в ухо, – серьезно попросил Моисей, глядя на могучие руки помощника. – А то еще выбьешь из него всю память вместе с разумом. Просто тащи его ко мне, и знаешь что – свяжи-ка ты ему на всякий случай руки, чтобы он не причинил тебе вреда.

Элиуд хмыкнул и многозначительно поиграл бровями, словно интересуясь, какой вред может причинить ему Мардохей.

– Вспомни отравленную стрелу! – нахмурился Моисей, которому не по душе пришлась подобная самонадеянность. – Может, у него есть отравленный кинжал! Одной царапины достаточно для того, чтобы умереть! Будь осторожен!

– Буду! – пообещал Элиуд и ушел.

Он вернулся очень скоро. В шатре еще не успели собраться заново все участники совета – ждали Аарона и старейшин, успокаивавших людей, взволнованных уничтожением запасов еды, которую и без того приходилось экономить.

Вид у вошедшего Элиуда был до крайности взволнованный – лицо раскраснелось, глаза стали больше, крылья носа раздувались, а на скулах так и ходили желваки. «Бежал проклятый предатель!» – подумал Моисей и жестом велел Элиуду выйти из шатра. Чуть позже вышел и сам, причем вышел неторопливо, якобы размять ноги захотелось, и поступил так, чтобы не привлекать ненужного внимания. Когда неприятности сыплются одна за другой, лишняя осторожность не помешает, тем более что Авенир сидел в шатре и настороженно стрелял глазами по сторонам. Непонятно, что именно его взволновало, но что-то явно взволновало. Переживает по поводу порчи запасов? Или что-то другое?

Элиуд стоял шагах в десяти от шатра, повернувшись к нему спиной, и притворялся, что любуется привязанными неподалеку лошадьми. Моисей подошел к нему и тихо спросил:

– Успел убежать?

– Да, – ответил Элиуд. – Туда, откуда не возвращаются – закололся кинжалом. Прямо перед моим приходом. Кровь еще не успела свернуться, но жизнь уже покинула его. Я приказал двоим слоняющимся поблизости воинам охранять вход в шатер, никого туда не пуская. Надо вернуться и обыскать его.

– Закололся кинжалом? – переспросил Моисей. – Так умирают воины, а не писцы. Не у каждого достанет смелости и силы всадить себе в грудь кинжал.

– Он укрепил рукоять в ящичке с мытым песком[26] и упал на острие, – пояснил Элиуд. – Научился, небось, когда служил у фараона. Так убивают себя многие из египтян. Яд не всегда под рукой, в отличие от кинжала. Не понимаю – как он догадался? О том, что кто-то подслушал наш разговор и предупредил его, не может быть и речи, потому что я вышел и пошел к шатру Мардохея очень скорым шагом. Никто бы не успел опередить меня, даже верхом, потому что на лошади пришлось бы ехать в объезд, а я прошел напрямик, между повозками и шатрами. Может, он почувствовал беду?