Моисей. Тайна 11-й заповеди Исхода - [51]

«Тебе не поверили, – с сожалением подумал Моисей, глядя на своего помощника. – Ни Нафан не поверил, ни Авенир… Поэтому один был так сдержан, а второй вспомнил Рамсеса Второго… Рамсес тут ни при чем, Авенир таким образом передал мне, что разгадал мою хитрость. Означает ли это, что Авенир тот, кого мы ищем? Или же нет? Впрочем, любому умному человеку, догадавшемуся о том, что его испытывают, лучше всего вести себя так, как повел Авенир. Это даже лучше, чем делать вид, что ты поверил, и приходить с доносом. Так кто же такой Авенир? Просто умный человек или очень умный враг?»

Увидев, что Моисей погрузился в думы, Элиуд замолчал.

– Продолжай, – попросил Моисей, очнувшись от задумчивости. – С кем ты говорил после Авенира? Должно быть, нашел Савея?

– Да, – кивнул Элиуд. – Он ехал вместе с Осией и еще несколькими военачальниками. Мне не хотелось подъезжать к ним и просить Савея уединиться для беседы со мной, потому что это неизбежно бы вызвало любопытство у остальных, поэтому я ехал за ними в некотором отдалении и дожидался удобного случая. Случай представился только во время остановки, когда Савей не стал спешиваться, а направил своего коня в пустыню. Я понял, что ему захотелось по нужде, и поскакал за ним. Вдали от людей очень удобно говорить о тайном. Очень хорошо, что разговор с Савеем произошел там, где нас никто не мог слышать, потому что Савей, узнав, какое у меня дело, начал кричать на меня и даже хотел ударить, но я увернулся и попросил его успокоиться… Возвращались мы порознь, и я был уверен, что Савей сразу же поедет доносить на меня или же прикажет своим воинам схватить и связать меня… Может, он решил донести утром? Но это рискованно. Ведь, опасаясь разоблачения, я могу убежать ночью или же могу проникнуть в шатер Савея и убить его. Я старался вести себя как можно естественней, и Савей мне поверил, иначе бы не стал возмущаться. Но почему он не донес?

– Я бы тоже хотел это знать, – сказал Моисей. – А еще я бы хотел услышать, как ты говорил о том, что хочешь убить меня? Какие слова ты нашел? Каким было выражение твоего лица? Представь, что я – это Савей и повтори то, что ты ему сказал…

Элиуд немного просидел молча с опущенной головой. Когда он поднял голову, Моисей поразился произошедшей с ним перемене – взгляд из спокойного стал настороженным и каким-то возбужденным, что ли. Оглядевшись по сторонам, словно в шатре они были не одни, Элиуд придвинулся ближе к Моисею и тихо сказал:

– Только ты, доблестный Савей, можешь помочь мне в том, что я задумал! Выслушай меня и скажи, что ты об этом думаешь…

Элиуд еще не договорил до конца, а Моисею уже стало ясно, что его помощник прекрасно умеет притворяться. Если не знать заранее, что он лжет, то поверишь всему, сказанному им. Элиуд говорил с уверенностью человека, принявшего трудное решение, и в то же время в голосе его чувствовалась настороженность заговорщика и боль воина, разочаровавшегося в своем начальнике. Время от времени голос его срывался, словно от великого волнения. Превосходно притворялся Элиуд! Если Нафан слушал такое равнодушно, ничем не проявляя своего отношения, то Нафан – еще более искусный притворщик, умеющий превосходно владеть собой. Если Авенир понял, что Элиуд говорит неправду, то его проницательности можно только позавидовать. Странно, но до сих пор Авенир считался не столько проницательным, сколько отважным и решительным военачальником… Савей возмутился, но почему тогда не пришел? Почему никто не пришел и не донес на Элиуда, который столь искусно притворялся предателем?

Сомнения в убедительности поведения Элиуда исчезли, и на смену им тотчас же явилась мысль, ужасная настолько, что Моисей отогнал ее как бредовую и попросил Элиуда рассказывать дальше.

– Решив, что во время стоянки разговаривать удобнее всего, я начал искать Манассию и нашел его спящим в повозке. Манассия повел себя так, как я и ожидал от него, – Элиуд улыбнулся. – Охал, ахал, то и дело выглядывал из повозки, желая убедиться, что нас не подслушивают, а когда я закончил, начал убеждать меня в том, что в таких делах помощник из него никудышный. Умолял оставить его в покое, клялся, что никому не расскажет о нашем разговоре. Я сделал суровое лицо, сказал, что не ожидал такого ответа, пригрозил убить Манассию, если он проболтается, и ушел. О том, почему я вздумал обратиться за помощью именно к нему, Манассия не спросил. Забыл сказать, что и Савей об этом меня тоже не спрашивал. Спрашивали только Авенир и Мардохей. Разговор с Мардохеем получился самым приятным, потому что я пришел к нему, когда он только сел ужинать, и разделил с ним трапезу. Мы начали с перепелов, и я боялся, что Мардохей подавится куриной костью, узнав, какое у меня к нему дело, но он выслушал меня без удивления и возмущения, а когда я закончил, первым делом спросил, почему я пришел к нему. Я ответил. Мардохей спросил, как я вообще представляю себе его помощь, ведь слабый не может помочь сильному. Я предвидел такой вопрос и сказал ему: « Ты можешь отвлечь внимание Моисея каким-то делом, а я в этот момент нападу на него». Мардохей задумался и думал долго, то и дело отправляя что-то себе в рот. Надо сказать, что в еде он себе не отказывает – сейчас не время излишеств, и люди питаются скромно, а у Мардохея на ужин кроме перепелов, было вяленое мясо, вареные бобы, сливы в меду и сушеный виноград. И все это в таком количестве, что хватило нам обоим и еще осталось. Роскошная трапеза!