Моисей. Тайна 11-й заповеди Исхода - [16]

– Разве ты разлюбила финики? – спросил Моисей.

– Нет, просто есть не хочется, – ответила сестра, опускаясь на подушки, еще хранившие тепло Аарона. – Поесть фиников я могла бы и у себя, незачем было для этого приходить к тебе ночью.

– В другой раз попроси кого-нибудь проводить тебя, – мягко сказал Моисей. – Не следует женщине в такое время ходить по лагерю одной.

– От нашего шатра до твоего и ста шагов не будет, – Мариам пренебрежительно махнула рукой, давая понять, что ради столь короткого пути провожатый ей не нужен. – К тому же мы находимся среди своих, а не среди чужих!

* * *

– Свои бывают разными, – сказал Моисей, все еще находясь под впечатлением от разговора с Аароном.

– Да, – кивнула Мариам, – разными. Садись же, Моисей, и садись рядом, потому что я не хочу говорить громко!

Моисей придвинул большую подушку к сестре и сел.

– Что за благовония используешь ты, Мариам? – спросил он, уловив тонкий запах, исходящий от сестры. – В них дым сочетается со сладостью, и пахнут они приятно.

– Их мне подарил Калеб, – при упоминании мужа на лице Мариам мелькнула улыбка. – Сказал, что ни у кого нет таких благовоний и что теперь он сможет по запаху узнать меня из тысячи женщин. Ты же знаешь Калеба, он не может дня прожить без того, чтобы не сделать мне подарок.

– Есть ли у какой женщины муж лучше? – улыбнулся Моисей и тут же погрустнел, ощутив тоску по своей Ципоре.

Мариам же поняла так, что брат спешит поговорить о серьезном.

– Весь день сегодня мы пели хвалу Господу и играли на литаврах, – сказала она, подразумевая под словом «мы» себя и еще нескольких подруг своих.

– Я слышал, – ответил Моисей. – Ехал и наслаждался вашим пением. И все наслаждались.

– Ты льстишь мне, брат. Иногда мы играли вразнобой и пели неслаженно, потому что радость наша была очень велика и мы думали о том, чтобы выразить ее, а не о том, чтобы пение наше было стройным.

– Но, тем не менее, мне понравилось, Мариам. И пение понравилось, и то, что люди веселятся, понравилось. Теперь мы получили свободу, и нам надо веселиться как можно чаще. Радость дает силу и уверенность…

– Мы станем веселиться каждый день! – пообещала Мариам. – Был бы только повод… Когда же мы остановились и начали ставить шатры, я взяла с собой Шошану, жену Пагиила, начальника колена Асирова, и пошла проведать Изис, жену начальника над воинами Савея, которая не веселилась с нами, а ехала весь день в повозке, сказавшись нездоровой. Шошану я взяла с собой не случайно – ты же знаешь, насколько она искусна в приготовлении целебных настоев. Она оставила большую часть своего имущества, взяв вместо них мешки с сушеными травами… Но я отвлеклась и зря, потому что до трав дело не дошло. Когда мы пришли к Изис, то застали ее такой же свежей и цветущей, как обычно, без малейшего признака хвори. Возле шатра нас никто не встретил, люди были заняты приготовлением ужина, и мы беспрепятственно вошли внутрь. Изис полулежала на ковре и читала какой-то свиток. При нашем появлении она проворно убрала его за спину, но я успела заметить, что папирус был из тех, на котором пишутся повеления фараона – тончайшей выделки, с едва заметной желтизной, и он не шелестел нисколько и не шуршал, когда Изис свернула его. То было письмо от фараона или…

– Или от старшего брата Изис, – вставил Моисей. – Он занимает высокое положение и может писать сестре письма на таком папирусе.

– Позволь с тобой не согласиться, Моисей, – покачала головой Мариам. – Зачем Изис так спешно прятать письмо от брата? Разве кто-то запрещает ей или кому-то другому получать вести из Египта? Если бы это было письмо от брата, то надо было сказать: «Вот я получила новости из Египта и сейчас расскажу вам их». Мы бы с удовольствием послушали. И вот еще – от какого брата может прийти письмо, если Изис рассказала всем, что братья отреклись от нее по причине перехода в нашу веру. Они стерли ее имя из всех родовых списков, прокляли и забыли. Так рассказывала сама Изис и повторяла: «Есть у меня Господь и есть данный им муж, чего же еще мне надо?» Это настораживает, потому что не может не настораживать. Поспешно спрятанный свиток, похоже написанный кем-то из писцов фараона, в сочетании с пребыванием в повозке в течение всего дня означает прибытие тайного гонца с письмом от фараона или кого-то из его приближенных. А о чем станет писать Изис фараон? О чем-то вредном для нас, о чем же ему еще писать? Или, может, Изис доносит фараону про наши дела? Этот проклятый Мернептах жив, я так чувствую! Он жив и продолжает ненавидеть нас! Почему Изис не может быть его глазами и ушами среди нашего народа? Не забывай еще и о том, что муж ее начальствует над тысячами воинов из колена Эфраимова и много знает. А что, если она подчинила его своей воле и он теперь делает то, что жена ему скажет? Изис красива, она возбуждает желание. Такой женщине при желании нетрудно подчинять мужчин своей воле. Вот о чем я пришла сказать тебе, брат! Будь осторожен и не жди верности от Савея, сына Ионы, потому что жена его ведет себя странно!

«А почему бы и не Изис? – подумал Моисей. – Разве женщина не может заразить овец болезнью или поджечь повозку? А разве не может женщина обзавестись одним или двумя помощниками? Она может подкупить их или обольстить… Нет, напрасно мы с Аароном говорили только о мужчинах. Иная женщина может сделать больше любого мужчины… А что? Очень удобно иметь женщину-соглядатая среди врагов, никто не заподозрит женщину и не станет обращать внимание на то, что она делает. Никто, кроме мужа или, скажем, брата, а если муж заодно с женой, то…»