Мои Воспоминания. Часть 1 - [15]
Ещё он купил в Каменце землю – небольшое именьеце с очень плодородной почвой, какую евреи называют «золотой жилой», с которой имел-таки хороший доход. Жена его Лейке вела дела на участке, а он день и ночь сидел и занимался. Помню, как он сидит в старом бет-ха-мидраше после вечерней молитвы и занимается до одиннадцати ночи. Я его очень любил.
Большие знатоки приходили к нему, чтобы выяснить с ним трудное место из Торы. Вернувшись домой – очень издалека, больше, чем за версту, он завтракал и занимался дальше. Книг у него было на пять тысяч рублей. И раньше у него было много книг, а после выигрыша он купил ещё. Книги были очень красиво переплетены.
По натуре он был добрым и скромным. Ко всем относился ровно, и малые дети его любили, как пророка Шмуэля. Когда говорил, то тихо, спокойно. И никакой злобы, не дай Бог, в нём не было, как нет воды в огне.
Каждое лето он звал знатоков из города, чтобы приготовить «охранённую мацу»[36]. «Охранённая маца», для особо набожных, готовится с принятием особых мер для предотвращения процесса ферментации, что и описано дальше). Как известно, такую мацу готовят из не перезревшей сверх необходимого пшеницы, во избежание проникновения влаги. Но пшеницу обычно жнут гои, молотят гои и мелят гои, а это уже для нашего реб Симхи-Лейзера проблема. Он готовил для жатвы пшеницы маленькие, острые серпики и, позвав два миньяна знатоков-каббалистов, порушей, молодых, прилежных в учении людей, шёл с ними в поле и учил, как жать.
Сжатую и связанную в снопы пшеницу он держал для просушки в специальном помещении, а после просушки реб Симха-Лейзер с учениками били её палками, вымолачивая зерно. У него в доме была настольная мельница, купленная за пару сот рублей, с камнями и коленом, ученики вращали колено, собирали в красивую банку муку и складывали в ящики большого шкафа с дырочками для проветривания.
Мука там оставалась до после Пурима[37] Тогда он звал тех же учеников, и «охранённая маца» выпекалась; для этого он изготовлял стеклянные скалки и вся работа делалась с радостью.
Перед началом работы вдоволь ели и при этом говорили о Торе. А после работы снова ели и снова говорили о Торе. И кто не видел их радости во время жатвы, сушки и помола пшеницы, а потом выпечки – тот не видел в своей жизни настоящей радости.
Вынутую из печи мацу Симха-Лейзер делил между участвовавшими в работе учениками, чтобы хватило на весь Песах. И так как каждая часть была не такой уж маленькой, ученики продавали «охранённую мацу», имея обычно к празднику недурную выручку.
Так было каждый год, и так жил добрый еврей в прежние годы: много делал добрых дел, соблюдал Закон и был красив.
Умер реб Симха-Лейзер не старым: в шестьдесят лет.
Эти пять семей были украшением города. К тому времени они ещё были богатыми. Но само местечко обеднело. И люди надрывались ради малого куска хлеба. На неделе никто не видел мяса. Даже булочки и свежий хлеб ели в считанных домах. Всю неделю ели чёрный хлеб, который каждый пёк для себя раз в неделю или два, поскольку считалось, что чем черствее хлеб, тем меньше его съешь. Утром ели крупник - перловку с картошкой, или в большой горшок с крупником на семью из шести человек клали, может, две унции масла или полкварты молока или даже целую кварту молока, что стоило копейку.
На обед ели борщ с хлебом и с куском селёдки или с маслом. На ужин варили клёцки или лапшу с тем же количеством молока. Кто победнее – готовил лапшу из кукурузной муки.
В субботу все евреи, даже самые бедные, ели рыбу. Богатые покупали большую рыбу, а бедные – маленьких рыбок, которых перемалывали с луком и делали котлетки. Рыбу ловили у себя в реке, и пол-злотого за фунт считалось дорого. А когда заламывали двадцать грошей за фунт рыбы, в городе подымался большой крик и возмущение против торговцев рыбой, скупавших рыбу и увозивших в Бриск, из-за чего в городе нет в субботу рыбы; торговцев грозили избить и никогда не приглашать к Торе[38], если они и дальше будут увозить рыбу из Каменца и устраивать подорожание.
Мясо было телятина, баранина и говядина, но тощее. Мясники покупали самых худых коров, у которых уже не было сил стоять на ногах. Корову можно было купить за шесть-восемь рублей, десять считалось дорого. Богатые, понятно, покупали говядину, а бедные – телятину, а совсем бедняки, например, меламеды и ремесленники, у которых не было помещиков, покупали баранину.
Кугели были разные, но все – жирные и вкусные, даже у бедняков. В субботу все евреи хорошо жили. По сравнению с тем, как ели среди недели, субботняя еда была царской.
В каждом доме пекли халу и ставили чолнт[39]. В пятницу вечером шамес[40] шёл по улице и кричал: «Благословляй свечи!». И все евреи, выкупавшись и вымыв голову, шли молиться в бет-ха-мидраши, а потом садились за большую субботнюю трапезу. Звучали субботние песнопения, свечи горели у каждого в подсвечниках и в висячих светильниках, и каждый радовался дорогой и любимой субботе. Беды и убожество всей недели отступали, весь субботний день человек радовался, изо всех углов дышало субботой, святостью, о делах никто себе не позволял говорить, что считалось большим грехом.
