Мои ранние годы. 1874-1904 - [95]

Когда эти заметки переслали мне, я не мог не возмутиться их несправедливостью. Разве я отвечаю за россказни железнодорожников и раненых? Или за то, в каком виде они были переправлены в Англию? И меньше всего я виноват в данной им там огласке. Меня удерживали взаперти, и слова мне не предоставляли. Мой читатель поймет, почему я отправился с капитаном Холдейном в ту злополучную разведку и какую роль сыграл в стычке, и сам рассудит, насколько обоснованно я отстаивал свой мирный корреспондентский статус. Не знаю, действительно ли генерал Жубер пересмотрел свое решение, но, право же, странно, что его распоряжение было обнародовано после того, как я бежал из Государственной образцовой школы. Неправда, что, совершив побег, я нарушил какое-то обязательство или пренебрег долгом чести. Никаких послаблений военнопленным не делали: нас, как я уже говорил, содержали в самом строгом заключении, под вооруженной охраной. Но однажды сказанная ложь застряла в проулках политического разномыслия, и по меньшей мере четыре раза я возбуждал дело о клевете, требуя возмещения морального урона и публичных извинений. Всю пробурскую партию я называл тогда не иначе как злобной сворой.

Еще военные круги и общественность взъелись на меня за телеграмму, которую я послал в «Морнинг пост» из Дурбана.

Анализируя обстановку в целом, — писал я, — глупо не признавать, что нам противостоит мощный и грозный противник. Боеспособность ополченцев приумножается их высочайшим боевым духом и выучкой. Правительство, хотя и погрязшее в коррупции, отдает все силы войне.

Надо смотреть правде в глаза. В привычных для него условиях один конный бур стоит трех-пятерых кадровых солдат. Мощь современного стрелкового оружия такова, что лобовая атака часто захлебывается. Невероятная подвижность врага делает неуязвимыми его фланги. Иного пути нет, как найти стрелков, равных бурским по духу и по закалке, либо, за неимением оных, давить массой. Наступлению восьмидесятитысячной армии под прикрытием огня ста пятидесяти орудий прямой наводки буры противостоять не смогут, а вот пятнадцатитысячные колонны годятся только на то, чтобы нести потери. Подбрасывать небольшие подкрепления и понемногу обескровливать армию — политика губительная.

Подобно Конфедеративным Штатам Америки, бурские республики нужно брать измором. Не выказывая спешки, мы должны собрать огромное войско. Пусть оно даже будет чрезмерным — потери в итоге окупятся. Здесь хватит работы для четверти миллиона человек. Южная Африка стоит того, чтобы не жалеть ради нее ни крови, ни денег. Без добровольцев не обойтись. Что, все джентльмены Англии на лис охотятся? Чем это не Английская легкая кавалерия? Ради права называться мужчинами, ради верных нам колонистов и павших солдат мы должны выстоять в войне.

Эти неприятные истины многих задели. Заявление, что «один конный бур стоит трех-пятерых кадровых солдат», было признано оскорбительным для Армии. Потребность в четверти миллиона человек была отметена как полнейший абсурд. Цитирую «Морнинг лидер»:

Мы не получили подтверждения слухам, что будто бы до приезда лорда Робертса лорд Лансдаун назначил мистера Уинстона Черчилля командующим войсками в Южной Африке, приставив к нему в качестве начальника штаба генерала сэра Редверса Буллера, кавалера Креста Виктории.

Увы, это был сарказм. Старики полковники и генералы из «Клуба ветхих развалин» впали в ярость. Кто-то из них дал мне телеграмму: «Ваши лучшие друзья надеются, что Вы перестанете выставлять себя ослом». Однако мои «ребяческие» предложения очень скоро претворились в жизнь. На подмогу профессиональной армии пришли десять тысяч дворян-добровольцев в составе Имперской территориальной конницы и прочих соединений. И победа была одержана тогда, когда на земле Южной Африки стояло уже более четверти миллиона британских солдат (то есть сила, впятеро превышающая бурскую). Посему я могу утешить себя ссылкой на Библию: «Лучше бедный, но умный юноша, нежели старый, но неразумный царь…»[47]

Между тем злосчастная Черная неделя взбудоражила британцев, и руководство не замедлило отозваться. Мистер Бальфур (по мнению злопыхателей — лощеный демагог) перед лицом кризиса выказал себя лидером имперского правительства. Подавленный поражением у Коленсо 15 декабря и тысячными потерями — по тем временам чудовищными, — сэр Редверс Буллер отправил паническую депешу в Военное министерство и пораженческие распоряжения сэру Джорджу Уайту, о чем мы узнали много позже. Он советовал защитнику Ледисмита расстрелять все патроны и оговорить выгодные условия капитуляции, а в телеграмме в Военное министерство от 15 декабря писал: «Не думаю, что у меня теперь достанет сил вызволить Уайта». Телеграмма пришла в конце недели, и из всех министров в Лондоне был только мистер Бальфур. Ответил он резко: «Если Вы не в состоянии оказать помощь Ледисмиту, передайте командование сэру Фрэнсису Клери и возвращайтесь домой». Ответ Уайта тоже был пугающим: он не собирался сдаваться. Несколькими днями раньше в необъяснимом припадке дружеских чувств германский император отправил британского военного атташе в Англию с личным посланием королеве Виктории: «Я не могу вечно сидеть на предохранительном клапане. Мой народ настаивает на интервенции. Вы должны добиться победы. Советую послать туда лорда Робертса и лорда Китченера». Это ли предложение сыграло свою роль или что-то еще, но 16 декабря лорд Робертс был назначен главнокомандующим, а лорд Китченер начальником штаба. К Южной Африке заспешили подкрепления — практически вся британская армия, исключая индийский контингент, и множество добровольцев из метрополии и колоний. Принявший пополнение Буллер получил приказ осуществлять командование в Натале, добиваясь снятия осады с Ледисмита, между тем как главные силы, развернувшиеся шире, чем изначально задумывалось, должны были двинуться на север из Капской колонии, освободить Кимберли и захватить Блумфонтейн.