Мои ранние годы. 1874-1904 - [81]

— Что это у тебя там?

— Сам не знаю, — отвечал я, разжимая ладонь, — вот, подобрал только что.

Он взял обойму и, осмотрев, выкинул. Мы продолжали свой путь, пока не нагнали основную массу пленников и не влились в длинную верховую колонну буров, ехавших друг за другом по двое, по трое, не стыдясь прикрываться от ливня зонтиками.

Такова история крушения бронепоезда и моего пленения 15 ноября 1899 года.

Лишь три года спустя, когда бурские генералы прибыли в Англию просить о займе или о какой-либо другой помощи своей совершенно разоренной стране, меня на каком-то неофициальном завтраке представили их первому лицу, генералу Боте. Мы говорили о войне, и я рассказал генералу о том, как был захвачен в плен. Бота выслушал меня молча, а потом спросил:

— Так вы меня не узнаете? Это ж был я. Я взял вас в плен. Самолично! — И в его ярких, выразительных глазах сверкнуло удовлетворение.

В белой сорочке и фраке Боту было не узнать. Помимо роста, стати и смуглости лица — ничего общего с тем яростным воином, представшим передо мной в тот черный день в Натале. Но при всей удивительности этого факта, сомнений он не вызывал. В тогдашнем вторжении в Наталь Бота участвовал как простой ополченец. Войну он не одобрял и в число ее застрельщиков и лидеров не входил. То был его первый бой. Но в качестве рядового он, охваченный азартом преследования, мчался в первых рядах, возглавляя бурские отряды. Так нас свела судьба.

Мало кто из тех, с кем пересекался мой жизненный путь, интересовал меня более, чем генерал Луис Бота. Знакомство, начатое в самых невероятных обстоятельствах и три года спустя продолженное после нашей удивительной встречи, переросло в дружбу, которой я чрезвычайно дорожил. В этой величественной, мужественной фигуре я видел отца нации, мудрого и предусмотрительного государственного деятеля, истинного воина-землепашца, охотника из дебрей, умного, уверенного в себе одиночку.

Когда в 1906 году он прибыл в Лондон на Имперский конгресс в качестве только что избранного первого премьер-министра Трансвааля, в Вестминстер-Холле был дан грандиозный банкет с приглашением премьер-министров доминионов. Я являлся тогда заместителем министра по делам колоний, и, проходя в зал к своему месту, этот бурский вождь, еще так недавно считавшийся нашим врагом, остановился возле меня и моей матери, стоявшей рядом, и сказал следующее:

— Нас с вашим сыном никогда не страшила непогода. — Что было истинной правдой.

Объем книги не позволяет мне перечислить все случаи, когда на протяжении долгих лет важнейшие общественные дела заставляли меня обращаться к этому исполину и вступать с ним в контакт. Мне первому он открыл романтический свой проект подарить королю знаменитый Куллинанский бриллиант, чистейшей воды и размером превышающий все известные бриллианты по меньшей мере раз в двадцать. Именно мне довелось ратовать за предоставление самоуправления Трансваалю и Оранжевой республике и проводить в палате общин соответствующие законы. Много и часто контактировал я с генералом Ботой и коллегой его Сматсом и потом, в Торговом совете и в адмиралтействе, когда они в течение пятнадцати лет, с 1906-го и до окончания Мировой войны, с таким беспримерным искусством осуществляли руководство своей страной.

Бота всегда чувствовал, что может рассчитывать на мое внимание и расположение. Когда бы он ни посещал Европу, мы многократно с ним виделись — в Совете, на званых ужинах, в домашней обстановке, в различных официальных учреждениях. В 1913 году, возвратившись из Германии, где он лечился на водах, Бота со всей серьезностью предупредил меня об опасных тенденциях, там возобладавших.

— Будьте бдительны и ко всему готовы, — сказал он. — Не доверяйте их руководству. Это опасные люди. Они злоумышляют против вас. Я слышал такое, чего вам не услышать. Приведите в боевую готовность флот. Я нюхом чую, что опасность носится в воздухе! Скажу даже больше, — добавил он, — я тоже заранее подготовлюсь. Когда они нападут на вас, я атакую немецкую юго-западную Африку и раз и навсегда вышибу оттуда германцев. Мне ничто не помешает в нужный момент исполнить свой долг. А вам с вашим флотом надо быть начеку.

Провидение и совпадение продолжали удивительным образом сплетать наши с ним судьбы. 28 либо 29 июля 1914 года, в разгар недельного кризиса, предшествовавшего всемирному взрыву, я, возвращаясь после времени запросов[40], во Дворцовом дворе встретил одного из южноафриканских министров, мистера Де Граафа, способнейшего голландца и давнего моего знакомого.

— Что же все это значит? — спросил он меня. — Что, по-вашему, назревает?

— Война назревает, — отвечал я. — И думаю, что Британия не окажется в стороне. Понимает ли Бота всю критичность ситуации?

Де Грааф отошел от меня очень озабоченный, я же совершенно выпустил из головы этот разговор, возымевший, однако, последствия.

В тот же вечер Де Грааф телеграфировал Боте: «Черчилль полагает неизбежной войну участием Британии», или что-нибудь в этом роде. Бота находился тогда в северном Трансваале, в Претории же его замещал Сматс, коему на стол и легла телеграмма. Тот взглянул на нее и, отодвинув, продолжал заниматься своими бумагами. Закончив с ними, он опять взглянул на телеграмму. «Может быть, это важно, иначе Де Грааф не телеграфировал бы», — подумал он и передал все буква в букву премьер-министру в северный Трансвааль. Бота получил телеграмму с многочасовым опозданием, но вовремя. Той же ночью он поездом должен был выехать в Делагоа-Бей, откуда утром плыть в Кейптаун на