Мои печали и мечты - [29]
ОЛЬГА. Я буду кричать!
ЛУКОЯРОВ. Кричать от радости? Я согласен! Посмотри на меня. Я крепкий и страшный, как цепной кобель! Ты с ума сходишь, ты хочешь попробовать!
ОЛЬГА. Я воспитана в интеллигентной семье и привыкла к другому обхождению! Не надейтесь на взаимность, если будете такие грубости мне говорить.
ЛУКОЯРОВ. Кто жрет всю жизнь сладкое, тот хочет горького! Ты хочешь горького, острого! Хочешь, хочешь! Не надо слов, телочка моя, какая грудь, какие ноги!
ОЛЬГА. Мне нравятся твои слова, но я из последних сил сопротивляюсь им. Я хочу подумать.
ЛУКОЯРОВ. Нет! Женщинам нельзя давать думать! Если женщина начинает думать, она перестает быть женщиной!
ОЛЬГА. В твоей грубости есть привлекательность. Но я люблю совсем других мужчин.
ЛУКОЯРОВ. Ты не пробовала таких, как я!
ОЛЬГА. Я не хочу!
ЛУКОЯРОВ. Правильно! Ты должна говорить себе, что не хочешь. Ты должна верить, что ты тут не при чем! Считай, что тебя изнасиловали. Закрой глаза и ляжь на постель! Ну!
ОЛЬГА. Я не собака, чтобы кричать на меня!
ЛУКОЯРОВ. Лежать! Лежать — и ждать подачки! Ты еще упрашивать будешь, скулить! Ты будешь ноги мне облизывать и ждать меня у порога! Закрой глаза! Ляжь! (Гачину и Цаплину.) И она закрыла глаза и легла.
Ольга закрывает глаза и ложится.
ЦАПЛИН. Не верю.
ГАЧИН. Да… Сомнительно что-то. С другой стороны, чего только не бывает!
ЦАПЛИН. Не бывает, вот именно!
ЛУКОЯРОВ. Я могу и не рассказывать.
ЦАПЛИН. Никто и не просит. Короче, ты ее это самое — и все, ладно, я поверил. И хватит!
ЛУКОЯРОВ. Главное, я чувствую, она лежит — а сама меня презирает. То есть хочет, но самой, гадине, противно, что она меня хочет. У баб это бывает, я знаю! Ладно, думаю, подожди. А она вдруг смотрит на часы и говорит:
ОЛЬГА. Ладно, у вас двенадцать минут. Мне некогда.
ЦАПЛИН. Какие часы? Где часы, если она голая? Хватит врать!
ЛУКОЯРОВ. Часы — на стене. Большие старинные часы. Можешь пойти и проверить. Короче, я ложусь к ней — аккуратно, тихо. И начинаю ее обрабатывать. (Стоит у постели, задрав голову, Ольгу не видит.) Сиськи ей мну, живот тискаю, уши тру, в общем, проверяю, где у нее откликается. А у нее — везде! То есть тронешь — и все у нее волнами идет, он аж извивается вся! Ладно, думаю, сейчас посмотрим дальше. Мну ее вовсю уже, она вся мокрая уже, за уши меня хватает, к себе тянет, целует так, что чуть губу мне чуть не раскровила. И тут я встаю и говорю: пардон, мадам, время вышло, двенадцать минут кончилось!
ОЛЬГА. Не уходи, Дима, не уходи! Иди ко мне! Иди ко мне!
ЛУКОЯРОВ. Очень приятно. Имя вспомнила. Сколько у меня время, говоришь?
ОЛЬГА. Сколько скажешь! Час, сутки, вечность, иди ко мне, я умираю, что ты со мной делаешь!
ЛУКОЯРОВ. Ты — тварь, ты сволочь и дрянь. Повтори.
ОЛЬГА. Я тварь, я сволочь и дрянь, иди ко мне.
ЛУКОЯРОВ. Ты готова целовать мне ноги!
ОЛЬГА. Я готова целовать тебе ноги!
ЛУКОЯРОВ. Ты готова скулить и лежать у порога.
ОЛЬГА. Скулить! Лежать у порога! Иди ко мне!
Пауза.
ЦАПЛИН. Ну?
ЛУКОЯРОВ. Слишком баба аппетитная. По-хорошему надо бы уйти. Перетерпеть до другого раза. Тогда бы она до самой смерти моя была. Не выдержал. Ну, в общем, лег на нее…
ГАЧИН. Подробностей не надо. У нас богатая фантазия. На самом деле, полагаю, все было несколько иначе. Но финал мог быть и такой. Допускаю. Все допускаю.
ЦАПЛИН. Не верю! Не верю, все он врет!
ЛУКОЯРОВ. Можешь спросить у нее. Спроси.
ЦАПЛИН. Ты… Да врет он, Саша, он издевается над нами! Чтобы она такое хамло полюбила?
ЛУКОЯРОВ. А кто говорит — полюбила? Эти сучки никого не любят, особенно такие. Я-то знаю. Главное, только что умирала, а потом встает — как ни в чем.
ОЛЬГА (поднимается). Надеюсь, вы не примете это как нечто серьезное. Если вы скажете об этом, вас убьют. И очень вас прошу без моего разрешения больше ко мне не входить. Хотя, может быть, завтра я разрешу вам. Но — не обещаю. (Уходит.)
ЛУКОЯРОВ. Это уж такой характер стервозный — сама под тебя ляжет и сама гордый вид сделает, будто ты ее упрашивал.
ЦАПЛИН. А я все равно не верю.
ЛУКОЯРОВ. Да? А где я был целый час? Лестница наверх — одна. Я не спускался, я там был. А о чем со мной можно говорить целый час? А?
ЦАПЛИН. С тобой и минуту не о чем говорить! (Гачину.) А ты! Объясни мне, почему ты готов поверить в любую гадость? Почему ты так… Раньше ты был другой.!
ГАЧИН. Я и сейчас другой. Я всегда другой.
ЦАПЛИН Опять софистика сплошная, тошнит!
ЛУКОЯРОВ. Можно слово в умный разговор вставить? (Цаплину.) Я хочу знать. Вот вы сказали: гадость? Что вы имели в виду?
ЦАПЛИН. Я имел в виду, что он смирился с человеческой подлостью — а значит и с собственной!
ЛУКОЯРОВ. Так. Еще и подлость. Вот я и спрашиваю конкретно: что гадость — и что подлость? Она гадость — или я? Или то, что между нами было? Почему это — гадость?
ЦАПЛИН. Я так не сказал.
ЛУКОЯРОВ. Нет, сказал. Ты мне с первого взгляда не понравился. Ты кто такой? Ты почему меня считаешь последним дерьмом? За что? А? Если б ты с ней был — тогда, ах, как благородно! А я — гадость и подлость! Так или нет? Короче. Ты сейчас за оскорбление просишь у меня прощения. Понял?
ЦАПЛИН. Я никого не оскорблял.
ЛУКОЯРОВ (включает дрель). Ты очень храбрый? Тогда стой спокойно. (
Здесь должна быть аннотация. Но ее не будет. Обычно аннотации пишут издательства, беззастенчиво превознося автора, или сам автор, стеснительно и косноязычно намекая на уникальность своего творения. Надоело, дорогие читатели, сами решайте, читать или нет. Без рекламы. Скажу только, что каждый может найти в этой книге что-то свое – свои истории, мысли и фантазии, свои любимые жанры плюс тот жанр, который я придумал и назвал «стослов» – потому что в тексте именно сто слов. Кто не верит, пусть посчитает слова вот здесь, их тоже сто.
Можно сказать, что «Оно» — роман о гермафродите. И вроде так и есть. Но за образом и судьбой человека с неопределенным именем Валько — метафора времени, которым мы все в какой-то степени гермафродитированы. Понятно, что не в физиологическом смысле, а более глубоком. И «Они», и «Мы», и эта книга Слаповского, тоже названная местоимением, — о нас. При этом неожиданная — как всегда. Возможно, следующей будет книга «Она» — о любви. Или «Я» — о себе. А возможно — веселое и лиричное сочинение на сюжеты из повседневной жизни, за которое привычно ухватятся киношники или телевизионщики.
Писатель и сценарист Алексей Слаповский придумал страну Бермудию давно, но только теперь решился написать о ней – для подростков, взрослых и для самого себя.В этой стране исполняются все желания! Здесь есть все, что ты захочешь! Да вот только беда: дурацкая Бермудия выполняет самые дурацкие желания. Она делает все, о чем ты только подумаешь. Жители Бермудии не могут встретиться без взаимного желания, зато они в силах воображелать себе самолет и улететь куда угодно. Нельзя только убежать, улететь, уплыть из самой Бермудии…Удастся ли братьям Вику и Нику перехитрить коварную страну и спасти ее обитателей?..
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Один из знаменитых людей нашего времени высокомерно ляпнул, что мы живем в эпоху «цивилизованной коррупции». Слаповский в своей повести «У нас убивают по вторникам» догадался об этом раньше – о том, что в нашей родной стране воруют, сажают и убивают не как попало, а организованно, упорядоченно, в порядке очереди. Цивилизованно. Но где смерть, там и любовь; об этом – истории, в которых автор рискнул высказаться от лица женщины.
События разворачиваются в вымышленном поселке, который поделен русско-украинской границей на востоке Украины, рядом с зоной боевых действий. Туда приезжает к своему брату странный человек Евгений, который говорит о себе в третьем лице и называет себя гением. Он одновременно и безумен, и мудр. Он растолковывает людям их мысли и поступки. Все растерялись в этом мире, все видят в себе именно то, что увидел Евгений. А он влюбляется в красавицу Светлану, у которой есть жених…Слаповский называет свой метод «ироническим романтизмом», это скорее – трагикомедия в прозе.
В книге представлены два произведения популярного российского писателя: «Первое второе пришествие» и «Вещий сон».
Это вторая книга пьес Алексея Слаповского, выпускаемая нашим издательством. Первая, «ЗЖЛ» («Замечательная жизнь людей») оказалась весьма востребованной и в театрах, и у читателей. В данный сборник вошли произведения поставленные, уже имеющие сценическую историю, и совсем новые, недавно написанные. Пересказывать их содержание сложно, но какое-то представление дают наименования жанров, которые предлагает автор. Уже они говорят о многом: реалити-шоу для театра, современная притча, психологический боевик, печальная комедия, драмокомическая пьеса (местами в стихах), страшная, но интересная быль, эксцентрическая комедия, наивный трагифарс, эпопема, лиродрама… При этом самая, быть может, сложная вещь, называющаяся «Осколки», обозначена просто – пьеса, что выглядит неожиданно экстравагантно на общем фоне.
"Издранное, или Книга для тех, кто не любит читать" — самое полное собрание рассказов Алексея Слаповского. Автор представляет их так: "Это стилистика антиабсурда. Такого нет (или очень мало) в реальной жизни, но может быть и должно быть".Мир абсурден, перевернут с ног на голову. А если его вернуть в исходное положение? Получится мир людей беспредельно честных и добрых, любящих и бескорыстных… До абсурда. На самом деле все, как в жизни, — только интересней.
Остросюжетный детективно-приключенческий роман «Анкета» открывает серию книг известного писателя и драматурга Алексея Слаповского, занимающего, по опросу ведущих критиков страны, первое место в рейтинге «Открытие девяностых».Это роман об удивительных приключениях составителя кроссвордов, который надумал поступить на службу в МВД и должен был для этого заполнить тест-анкету из 377 вопросов. Герой буквально заболевает анкетой, вступает с ней в борьбу… Одновременно он попадает в криминальную переделку, в любовную историю, и все эти сюжетные линии сплетаются в единый узел.Включенные в книгу рассказы «Крюк», «Кумир» и «Братья» из цикла «Общедоступный песенник» раскрывают другие стороны литературного дарования А. Слаповского.