Мои алмазные радости и тревоги - [123]

Интересно слово лопоть, под которым русско-устьинцы понимают одежду, в том числе белье. Такого слова у Даля нет, а в языке северян Вологодской области до недавнего времени употреблялось слово лопотина, что тоже означало одежду, преимущественно старую одежду, да и всякую другую. Преемственность слов тут налицо.

Почти отжившее слово откуль (ниоткуль), смысл которого понятен русскому человеку (откуда), но применяется оно разве что в поговорке: Акуля, что шьешь не оттуля? А в разговорном языке русско-устьинцев оно бытует и по сей день [10].

Такие слова, как пестер и напарьё, означающие у русско-устьинцев известные предметы обихода (пестерь на Руси — заплечная из лыка корзина с лямками под грибы и под ягоды; у русско-устьинцев это, видимо, плетёнка из речного ивняка с ушками — ручками — для переноса рыбы, напарьё — ручной бурав большого диаметра), тоже пришли с ними из коренной Руси. В отдалённых лесных местах Вологодчины, где до сих пор ёмкости для домашнего обихода плетут из лыка, слово пестерь употребляется с несколько смягченной буквой «р» и доныне. А слово напарьё уже полностью вытеснено словом бурав.

Приведённое в словаре А. Г. Чикачева слово даром (не в смысле бесплатно, а в понимании: напрасно, зря), возможно, пережившее вместе с русско-устьинцами на Индигирке века, ходовое и ныне па Руси (даром тратишь время), как и во времена Крылова (недаром говорится, что дело мастера боится).

В весьма богатом словарном обиходе русско-устьинцев более трех четвертей слов незнакомо современному русскому человеку. Они или из древнерусского языкового обихода, или новояз времен длительной оторванности переселенцев от общего поступательного развития русской речи, отражающий многие детали их своеобразного быта и труда.

* * *

Возвращаясь к вопросу о времени заселения русскими дельты Индигирки, можно высказать следующие соображения.

Прочно обосноваться в дельте Индигирки могла лишь не очень малочисленная группа людей. Обустроиться и выжить в тех условиях отдельным семьям (скажем, после крушения небольших судов) вряд ли было возможным. Несмотря на последующее расселение колонистов по участкам обширной дельты, все главные работы — строительство домов в центральном поселке, неводьба, «гусевание», охота на диких оленей — выполнялись поселенцами сообща, если надо, «помочью», принятой в российских деревнях, когда одна семья не справлялась, скажем, со строительством дома. Собрать нужное количество людей для общих дел, видимо, не было проблемой, даже если они жили на удалении в 20—30 километров Для собачьих упряжек это не расстояние.

В составе группы поселенцев были люди из разных мест севера европейской России, не находящиеся в близких родственных отношениях. Иначе трудно объяснить устойчивое здоровье популяции. Тем более, что поселенцы не стремились родниться с аборигенами, и браки заключались в основном среди своих, внутри общины. Естественно, надо допускать, что среди первых поселенцев были женщины — жены и сестры, а возможно, и дети. Уходить от грозящей беды в России мужчины должны были не только выручая себя, но и спасая своих близких. А то, что жители Поморья нередко уходили в плавание со своими жёнами, общеизвестно. Колония поселенцев могла свободно расти и развиваться только при наличии внутри неё русских женщин. Хотя за столетия связи русско-устьинцев с женщинами местных племен все же имели место.

То, что в колонии поселенцев многие годы мирно уживались люди с разными характерами, не случалось между ними серьезных раздоров и междоусобиц, можно объяснить разве что чудом. История расселения по земле людей знает немало случаев, когда в среде первых поселенцев возникала неодолимая вражда, разделение на группы одних против других, что приводило к гибели сообществ. Среди русских первопроходцев в Якутии — казаков, стрельцов и промышленных людей — тоже имели место частые ссоры, доходящие иногда до кровавых разборок. Известна, к примеру, вооруженная стычка мангазейских казаков Мартина Васильева с енисейскими казаками и служилыми людьми атамана Галкина, которая произошла летом 1632 года в устье Вилюя и продолжилась позднее в долине реки Алдан. Непримиримыми врагами стали вместе работавшие до этого на Индигирке, на Колыме и на Анадыре Семён Дежнев и Михаил Стадухин. Причиной раздора стало первооткрывательство Чукотского носа, которое Стадухин приписывал себе, в то время как первым его обошёл в 1648 году Семен Дежнев.

Опись документов истории воссоединения Якутии с Россией пестрит жалобами одних служилых людей на других, казаков на сотников и атаманов, промышленных людей на воевод и казаков. Распри были во множестве. Но это и не удивительно, если принять во внимание независимый характер многих пришельцев, не желавших терпеть никакой власти над собой. Распри между русскими сильно повредили их репутации в глазах местных жителей.

Русско-устьинцы не враждовали между собой. Во всяком случае, их цепкая память не сохранила случаев вражды между отдельными фамилиями или «дымами». Мягкость и деликатность их в общении друг с другом поразила Владимира Зензинова. В лексиконе русско-устьинцев отсутствовали бранные слова (они не знали мата!), самыми обидными считались лишь «собачья кила» и «варнак», но и те редко пускались в ход. Воровство у них считалось большим преступлением, разве что кто мог позариться на шкурку песца, вытащив его из чужой ловушки. Но и тот наказывался лишь штрафом или посадкой на несколько дней в «караулку».