Могусюмка и Гурьяныч - [13]

— Давай, Настя, я буду тебя грамоте учить. Все веселее будет.

Прошел год. Настя научилась читать и писать. Захар стал привозить ей книжки.

Иногда встречала она Гурьяна. Он всегда ходил по их улице на завод и обратно. Теперь уж она знала все о его работе. Муж водил Настю на завод, показывал и домны, и кричные молоты и сам хвалил Гурьяна, называл его наипервейшим мастером.

— Ну как, купчиха? — бывало, спросит Гурьян весело, а у самого глаза глядят грустно.

И вспомнит Настя, как перед отъездом на заимку виделась она с Гурьяном и как спросил он ее глухо и грустно: «Ты теперь за Булавина выйдешь?»

С тех пор как Настя вышла замуж, над Гурьяном подсмеивались, что хотел урвать не свое: «кусок не по рылу».

Жаль было Насте этого могучего человека. Стал он еще угрюмее, чудаковатей.

Но ни разу Настасья не пожалела о своем замужестве. Да и как жалеть... Муж у нее молодой, разумный, пригожий. Ей нравилось будто невзначай напомнить про Гурьяна: видела она, что муж немного ревнует, огорчается, а после, кажется, горячей любит.

Глава 6

ЗАВОД

«Верховой» Максим Карпыч Оголихин — могучий, тучный мужик с багровой, гладко выбритой физиономией и с короткими черными усами — затосковал. Оголихин управлял всеми работами, был строг и требователен, умело следил за порядком и знал дело до мелочей. Недаром говорили, что завод у него в кулаке. Он сам мастер на все руки, тяжелым трудом вышел в люди, с детства бывал бит жестоко и теперь сам никому не давал пощады. Он знал, что может сделать на заводе все, что захочет, лишь бы только захотеть.

Но иногда на него нападала тоска, и тогда он напивался. Правда, он знал, что если и накуролесит, изломает что-нибудь, изобьет кого-нибудь, то все равно сладит со всеми прорехами, все исправит, когда будет трезв и когда сгинет скука. Напиваясь, он приходил на завод и начинал придираться. И тем страшнее были придирки, чем пьяней был Оголихин.

На этот раз отправился он в кладовую к магазинеру.

Оголихин залез в кладовую, как в медвежью берлогу, наклонив голову и зорко всматриваясь, словно ловил врага или зверя. Без лишних слов он приступил к делу, и вскоре послышался шум, бранные слова, крик кладовщика, и к складу сбежался народ.

Весть о том, что «верховой» бушует, быстро пронеслась по заводу. Даже явились рабочие от ворот, около которых били обожженную руду молотками и накидывали ее в тележки вместе с древесным углем и известняком, а потом по широкому помосту везли на плавильные печи. Только «засыпки» — «верхние» рабочие, валившие с помоста руду в печи, хотя и слыхали о событиях, но работу не оставляли, так как печь требует своего беспрерывно.

Из-за притворенной двери слышались отчаянные крики кладовщика.

Оттуда выскочил мальчишка.

— Крестного-то моего Максим Карпыч обижает, — заплакал он.

— За что? — спрашивали рабочие.

— Да, видишь ли, велел нам вчера на помочь выходить, возить ему бревна, а крестный не пошел. Послал соседа. Максим-то сегодня и осерчал.

— С похмелья бушует, — говорили рабочие.

— Какой с похмелья! Он только сегодня начал...

За дверью стихли. Магазинера не любили. Человек это был продувной. Магазинер сам «выходил в люди», построил новый хороший дом, разжившись с краденого. Но дикая драка, как всегда, удручала. Ничего хорошего не было, что «верховой» опять распоясался.

Вдруг дверь скрипнула и потихоньку отворилась, из нее вышел, — вернее, вылез — сам Максим Карпыч. Он встал перед толпой, обвел всех мутным взором, криво усмехнулся и спросил:

— Что скопились, мужики? Разве солнце село? Работа закончилась?

Он часто сопел, его рыжеватые, стриженные в кружок волосы растрепались. Видно, он устал, колотивши Ваську-магазинера. Тот с синяками у глаз высунулся из двери.

Рабочие угрюмо молчали.

«Верховой» вздрогнул, словно его передернуло, тряхнул головой, как ошалелый бык, схватил за холщовую рубаху ближайшего рабочего и заскрежетал зубами.

Порфирий, невзрачный мужичонка из кричного сарая, пришел к магазинеру по делу. Тут в кладовой рабочим выдавали бирки за выполнение «урока», а также хранились подмазки для колес, фонари, свечи, инструменты. Когда за дверью загремело железо — видно, «верховой» кинул Ваську на листовые полосы, — Порфирий понял, что сегодня ничего не получишь, но не ушел из любопытства. И вот вдруг Оголихин наскочил, вцепился ему в рубаху и держал Порфирия крепко, как клещами, как умеет держать человек сильный и властный. Порфирий задрожал от страха и залопотал что-то невнятное.

— Ну, ребята, давай бог отсюда! — крикнули сзади, и толпа шарахнулась в разные стороны.

— Порфишка к тебе пришел постегаться, — обращаясь к Оголихину, засмеялся мастер Запевкин. — В ученье давно не был.

Казалось, «верховой» поступил милостиво. Он разжал пальцы и легонько оттолкнул мужика ладонью, как бы отпуская его. Но тут же сразу шагнул вперед и ударил Порфирия кулаком в зубы так, что тот опрокинулся на чугунный пол.

— Зубами рвать буду! — заревел Оголихин, кидаясь вслед разбегавшимся рабочим. Его громкий, надтреснутый голос загремел на весь завод.

— Это зверь! Зверь, а не человек, — спотыкаясь, кричал какой-то старичонка в меховой шапке.