Могрость - [19]

Лора с извинениями подсела к поникшему Мухе.

– Дурак! – прикрикнула на Ярмака.

– Ой, канешна, – скривился брат. – Раскудахтались.

Таня фурией смотрела на раскрасневшееся лицо Ярмака, опущенного спиртным до животного состояния. Инга отставила бокал и схватилась за пульт. Ее пальцы жали на кнопку, но плазма висела на стене зеркалом Гезелла.

– Да что не так? – сердилась она. – Не включается.

– Дай сюда, Котельникова! – Ярмак отобрал пульт и включил «Муз-ТВ». – Котелок не варит? – скалился экрану, пританцовывая мартышкой.

Гости помалкивали, смотря в пол, на стены, куда угодно, лишь бы не на друг друга.

– Надо было баян подарить, – прошипела Таня, взглядом-лезвием наблюдая за именинником.

– А чего? – мямлил Ярмак, вырываясь из успокаивающих рук Нади. – Чего такого? Муха у нас холостяк. Завязывай, Мух.

Атмосфера накалялась. Дружеские маски сползали грязью.

– Чтоб пахать на капризы и шмотки? – Таня грызнула зеленое яблоко. – Или вымещать гнев?

– Повтори? – обернулась Надя. – Что еще за намеки? Повтори мне!

Таня сидела спокойнее ленивца.

– Абсолютно никаких намеков, – насмешливо улыбнулась Таня. – Все здесь прямолинейны и честны. Но одна темная лошадка.

Гости переглянулись. Ярмак выключил телевизор.

Муха скрестил на груди руки, упираясь в спинку дивана.

– Будем скатываться до скандала? – попытался он образумить Таню.

– Нет? Пусть одни хвастаются, а другие молча сопят? Тюфяк. Все тебя пинают, используют. Хватит стелиться!

Муха набычился, на лице заиграли желваки:

– С чего такие выводы?

– С потолка.

Аня глупо подняла взгляд на зеркальную люстру над столом. В ней люди отражались кривыми, полыми силуэтами без лиц.

– Тань, завтра ты проспишься, – настаивал Муха, – и будешь опять извиняться.

И тут вспылила Таня:

– Черта с два! – злобствовала. – Сам извиняйся! И покрывай дружков!

Ярмак напрягся, выступил вперед угрожающе:

– Ты что несешь, подруга?

– Что, яйца сжались? Нашли дураков?

Муха смотрел в пол. Инга бормотала просьбы извиниться, тянула Таню под руку в коридор: «Пойдем на свежий воздух». Но Таня упиралась, размахивала руками. Вслед Ярмак заорал:

– У нее сдвиг по фазе! Как у мамаши.

– Ах ты вылупок хренов! – Таня бросилась через Ингу на Ярмака. – Тебе за решеткой место! Думаешь, я не знаю? Думаешь, никто не видит? – вопила она, свирепо порываясь оцарапать ему лицо. – И ты не видишь? Себя не видишь!

Таню силой оттащил Сыч. Надя требовала спокойствия. Лора едва сдерживала кулаки брата. Поднялся неразборчивый, задиристый шум ругательств. Инга безуспешно пыталась утихомирить неразборчиво оскорбляющую всех Таню, и Аня поднялась вслед за рассерженным Мухой. Казалось, сейчас понесется драка.

Но Муха лишь помог выставить Таню в коридор. Далее Аня слышала только истеричные крики Нади и Лоры. Ссора активно продолжалась на заснеженной улице. Снег валил пушистым хлопьями, заглушая ругань. Уже в окно гостиной Аня увидела, как к огрызающейся Тане подлетел Ярмак – подлетел и с размаху зарядил оплеуху: девушка, пошатнувшись на нетвердых ногах, рухнула в сугроб.

Аня отпрянула от окна.

– Его забрать надо! – окликнула Муху и Сыча из кухни. – Он же не в себе! Что вы стоите?

Муха виновато заспешил к двери, а Сыч даже не шелохнулся. Под его студенистым взглядом Аню передернуло от неприязни, она поправила задранный рукав и вышла в коридор.

На крыльце Муха спорил о выдержке с Ярмаком, как тренер с разгоряченным бойцом. Надя приводила в порядок разбросанную обувь. Лора и Инга клеймили «гадиной» Таню, которой, впрочем, и след простыл.

– Ушла? – спросила обеспокоенно Аня.

Надя выпрямилась, утирая щеку. В глазах еще стояли слезы.

– Алкоголичка, блин. Испортила весь праздник.

Похоже, за праздник было обидно Наде.

– Нужно бы ее провести. Там мороз, а она пьяна, – Аня надела пуховик, со второй попытки влезла в сапоги.

Надя лишь отмахнулась расстроенно:

– Пусть катится! Пьяна – как же! Оскорбляла не повторяясь.

Аня с трудом выбралась сквозь высокие сугробы за калитку. Улицу освещали всего два фонаря. Центр поселка манил светом. Другой конец улицы уходил темным тоннелем в лес. Таня жила неподалеку от «Шико», возле трехэтажек, – идти отсюда ей полчаса, не меньше. Лишь бы не срезала через пруд за парком. Пруд – в крутой балке, а лед еще хрупкий.

На середине улицы Аню нагнала Инга. Муха, Сыч и Лора остались ночевать в гостях. Тане никто не согласился позвонить.

– Она дойдет, – увещевала Инга. – На автопилоте. Не первый раз, поверь. Домой не сунется: там папуля с подругой. – Инга разнузданно хихикнула.

– Не слышишь гари? Такого дымка?.. – Аня принюхалась, скривилась: – Словно сырую листву зажгли.

– Нет, – от энергичного движения рукой, Ингу повело в сторону. – Упс, держи меня. Это как Танюха. Ага. Курит лет шесть, а вечно придет: «Горелым пахнет? Подгорело что? Дымит чё-то».

Они простились на перекрестке у остановки. Игнорируя житейские дрязги, тучи сыпались волшебством: крупный, ажурный, предновогодний снег. Чем дальше Аня отдалялась от коттеджей, тем тише тревоги хрустели под подошвой, исчезая в детской радости снегопаду.

Домой Аня вернулась в двенадцатом часу. Спустя минут десять пришел Витя. После пререканий с ним, бабушка отправилась спать в чаду корвалола. Сегодня брат был особенно агрессивен и мрачен.