Могло быть и так, или Эльфы тоже люди - [235]

Когда они вышли на улицу, дождь уже закончился. Держась за руки, они шли, огибая огромные лужи, в которых отражалось серое небо и окружающие дома. Несмотря на серость пейзажа, настроение у обоих было прекрасным, и даже предстоящее возвращение в замок не могло его испортить.

— Слушай, а давай периодически так делать? — предложила Хельга. — В смысле — на два-три дня разругаемся, а потом ка-ак помиримся!

— С-зачщем? — удивился эльф.

— Для мирового Равновесия. Чтобы не только нам было хорошо, но и другим счастье приходило. Когда слишком долго всё хорошо — тоже нехорошо.

Рассмеявшись, она прижалась к Лорешинаду. Тот не совсем понял её мысль, но переспрашивать — а тем более спорить — не хотел совершенно.

— А сколько живут эльфы? — вдруг спросила Хельга.

— Пока не убьют, — честно ответил Лорешинад. В своём мире он не знал никого, кто бы умер не от яда или оружия.

— Значит, лет через тридцать я буду страшной толстой бабкой, а ты так и останешься «в самом рассвете сил», если я тебя не пришибу скалкой?

Эльф обнял её за плечи:

— Ты не будешь страш-шной, Хельга. Neitar.

Вопреки ожиданиям, девушка насупилась.

— Да-а? То есть насчёт «толстой» ты не отрицаешь?..

Лорешинад приготовился было занимать оборону, но сообразил, что не чувствует злобы в ауре Хельги, а её глаза не превратились в льдинки. Она провела рукой по его щеке, и они вместе рассмеялись.

— И за что ты меня любишь, такую… — притворно удивилась Хельга, возвращаясь в объятья эльфа. — Непонятно.

Дверь библиотеки привычно скрипнула, Хельга вошла первой.

Кирилл и Сайлас играли в шахматы, ютясь за журнальным столиком, причём Магистр вовсе скрючился в три погибели.

— Сокол, ну ладью эту ты совсем бездарно прошляпил, даже не интересно!

— Прости, — коротко отозвался кам, нервно вздохнул и метнул беглый взгляд куда-то за стеллажи.

Хельга насторожилась, оставила эльфа с мужчинами и поспешила вглубь зала. Картина предстала ей вполне мирная, не оправдав ожиданий. Грим шипел сквозь зубы, вытянув руку вперёд. Натали, закусив от напряжения губу и почти не дыша, перевязывала колдуну ладонь. Тот заметил приближение Хельги и одарил её ненавидящим взглядом.

Лорешинад тем временем взял Вильв'Ори, сдул с ножен откуда-то взявшийся пепел, ради интереса крутанул вокруг кисти и одним движением прицепил к поясу.

Грим рыкнул. Натали вздрогнула и выронила из дрожащих рук бинт.

— Хорош рычать, Гримыч, — оглянулся Сайлас. — Ты прекрасно знал, что хватать эльфийские вещи небезопасно.

Хельга и не подумала предлагать лечить колдуна. Пожала плечами и вернулась к эльфу. С гордостью прикоснулась губами к его щеке.

Глава 95. Сборная

Предгорья Тирин'Шахри.

Сознание Генриха мчалось обратно к деревне, к тем четверым, кого он присмотрел для дальнейшей службы. Проснулся в поту, принялся ловить «контактный сон» с женой, чтобы она приснилась каждому из молодых людей. Попросила бы как можно скорее прийти к Четырнадцатому для службы.

Снова вылетел из сна, снова постарался успокоиться и, попив воды, улёгся, решив рисковать и отправиться на поиски сознания Анриеля…

Генрих не был уверен, жив ли эльф, в заточении ли он до сих пор или на свободе. Начинать он планировал с Олассие Махальма, старался представить себе их тюрьмы. Не получалось, «контактный сон» не давал результатов.

«Да что же может сниться целителю, если его лишают дома, работы, друзей?! Любимая? Есть ли у него любимая? Никогда не пытался узнать, недоумок! Так, соберись. Ты же знаешь этого эльфа…» — Генрих снова проснулся. С дрожащими руками и пересохшим горлом. Взъерошил мокрые волосы в надежде, что это поможет не паниковать.

Легко пошлёпал себя ладонями по щекам. Его тело трясло, и не отпускало сознание, что он мечется впустую. Что надо успокоиться, взять себя в руки. Как когда-то давно, когда отец оставил его без средств и положения… Нельзя паниковать — иначе потеряешь власть в один момент.

— Эй, что случилось? Плохой сон? — спросил кто-то с соседней кровати. — Дышишь, как затравленный ящер.

— Мать и её ребёнок… — отозвался Четырнадцатый и облизнул губы, — Они сказали мне, что Подземные идут на нас войной. Сейчас они на востоке…

Услышав нервное шевеление, Генрих заговорил громче, стараясь, чтобы остальные проснулись, но давя возможную панику своей волей:

— Нам нельзя отступать, убегать. Мать и её ребёнок не простят нам. Она сказала! Она сказала, нам надо держаться. У «Гнезда Чайки» слишком много народу, мы не прокормимся и не вооружимся там. А сюда, нам, она пошлёт еду и оружие! Верьте! Верьте, она сказала так!..

Холостяцкая избушка просыпалась, люди, ещё плохо соображавшие, пытались вникнуть в суть слов, ругали глупого юродивого, развоевавшегося посреди ночи. Была бы это военная казарма — его бы скрутили и заткнули тряпкой рот. Но Генрих созывал сюда тех, кто верит Матери, кто хочет под её защиту. И теперь недовольство ограничивалось лишь мнением, что новость могла бы подождать до утра, раз враг не у границ.

Генриха не пустили на улицу разглашать свои вести.

Всю ночь он метался, пытаясь успокоиться. Старался выйти на улицу, но его кто-нибудь да останавливал. Наконец он попросил позвать Сто-пятидесятую, но ему отказали, потому что женщинам в холостяцкий домик ночью входить запрещалось.