Могильщик кукол - [72]

Якоб еще раз заглянул в убежище на дереве, несколько минут осматривая в обоих направлениях погруженную в глубокую темень проселочную дорогу, и затем уговорил Труду вернуться вместе с ним домой. Если сейчас начать его искать в деревне, это может дойти до Эриха Йенсена, а тогда прощай, свобода Бена. Надо на ночь оставить открытой кухонную дверь и надеяться на его возвращение. Все-таки он всегда самостоятельно находил дорогу домой.

Хоть Якоб был прав, его слова не успокоили Труду. Ее переполняло дурное предчувствие, словно между матерью и сыном возникла некая телепатическая связь. И хотя Труда сразу прилегла, из-за колотящегося сердца она никак не могла успокоиться, тем более заснуть. Едва забрезжил рассвет, Труда уже снова была на ногах.

И вновь побежала в сарай, курятник, в сад и к убежищу на дереве. И при утренних лучах солнца она увидела то, что не могла заметить в темноте. С высоты убежища был ясно виден осыпавшийся край шахты. Она побежала в яблоневый сад, легла на живот и осторожно подползла как можно ближе к краю, чтобы заглянуть вниз.

Сначала ничего особенного она не заметила. Солнце стояло еще низко, и в глубине шахты зияла одна чернота. Но потом ей почудились какие-то шорохи. В первый момент ее сердце будто сдавила чья-то рука. Сколько раз она говорила Якобу: «Что туда упало, то пропало. Ни спуститься нельзя, ни достать. Того и смотри, засыплет самого».

Труда позвала сына, и он отозвался. Она услышала только слабые всхлипы в ответ.

— Боже мой! — прошептала Труда. Потом уже громче закричала: — Не бойся, я здесь. Я вытащу тебя. Только лежи спокойно, чтобы не свалиться еще глубже. Ты слышишь меня? Не двигайся, а то что-нибудь упадет на голову.

Поблизости никого, кто мог бы услышать ее крик, за исключением Герты Франкен, которая тоже ничего не предпринимала, да и не смогла бы без телефона ничем помочь. Труде пришлось вернуться в дом, чтобы привести Якоба. Если бы она сама лежала там внизу, ей было бы вдвое легче. С тяжелым сердцем она пыталась объяснить свои действия Бену, зная наверняка, что он не поймет ее и испугается, если она снова уйдет.

Это продолжалось всю первую половину дня и стало крайне дорогостоящей акцией, ни для кого в деревне не оставшейся незамеченной. Сначала Якоб пытался извлечь сына при поддержке Пауля Лесслера и Бруно Клоя, которых он вызвал на помощь по телефону. К ним также присоединился Отто Петцхольд и посоветовал вызвать пожарную команду. Вначале никто его не послушал.

Грунта осыпалось все больше, и Пауль Лесслер также пришел к мнению, что одними жердями и канатами им не обойтись и Якоб только рискует собственной жизнью. В ответ на это Бруно Клой предложил свои услуги, готовый вместо Якоба спуститься в шахту. Бруно считал, что если его засыплет, то при помощи крепкого каната, обвязанного вокруг пояса, его легко можно будет вытащить обратно. Это всего лишь плывун, под ним никто сразу не задохнется.

Для мужчин предложение Бруно было просто сумасбродной идеей и абсолютно излишней игрой в сильного мужчину. Для Труды означало совершенно другое. К подозрению, которое она уже почти два года носила в себе, добавилось еще одно. Она решила, что Бруно Клой наконец попытается устранить надоедливого свидетеля весьма элегантным способом. Потом он даже сможет утверждать, что, не щадя собственной жизни, сделал все возможное, чтобы спасти Бена. К сожалению, мальчик выскользнул из его рук, или он не смог его схватить, или еще что-нибудь вроде того.

Не говоря никому ни слова, Труда пошла к сараю, затем в дом, подняла телефонную трубку и набрала сигнал тревоги. Через двадцать минут из Лоберга прибыла добровольная пожарная команда. Длинными лестницами и досками мужчины обезопасили доступ к шахте, прежде чем доброволец с канатом, обвязанным вокруг живота, на лебедке спустился на три метра.

Прошел еще почти целый час, прежде чем Бен оказался в больнице скорой помощи. Труда стояла рядом и держала его за руку, в то время как врач обследовал ребра, голову и назначал рентгенограммы различных органов.

У него ничего не было сломано, но ушибами, гематомами и царапинами покрыто почти все тело. В больнице никто не заподозрил, что такое множество ран могло иметь и другие причины, помимо падения на глубину шахты. Бен получил компресс с фиксирующей повязкой вокруг грудной клетки, еще несколько с мазью на голову, руки и ноги, пузырь со льдом на глаза, широкие ленты пластырей на нос и щеки. Когда врач наконец отошел от него, Бен, словно мумия, лежал на белой простыне.

Труда подсела к нему, осторожно погладила немногие свободные от бинтов участки кожи и попыталась узнать, как он попал в шахту и не отправил ли его туда один из «спасателей». Сначала она услышала только странно безучастное «руки прочь». Из этой фразы Труда в первый момент заключила, что в случившемся несчастье ему никто не посодействовал.

— Да, да, — кивая, отозвалась Труда со слезами в глазах. — Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не смел близко подходить к шахте! Теперь видишь, что происходит, когда ты меня не слушаешь. Могло быть еще хуже. Что только тебе там было нужно?