Могильщик - [75]

Пегги упала на кровать.

— Мы даже нашли чеки, — продолжал детектив. — На щипцы, на плащ и на рукавицы. Глупо было с вашей стороны хранить такие неоспоримые улики.

— Но у меня алиби, — простонала Пегги. «А эти бумажки, эти чеки еще ничего не значат», — убеждала она сама себя. — Люди видели меня в баре. Я могу это доказать!

— Алиби? Но для чего? Зачем вам понадобилось вдруг алиби? Я вам отвечу. Вы подожгли матрас, так чтобы он дымился долго, закрыли поплотнее дверь спальни, а затем поехали в этот бар, о котором вы говорите. Матрас тлел несколько часов, ваш муж задохнулся в дыму. Мы нашли даже тряпки, которые вы поджигали на кухне и носили их в спальню...

— Я не понимаю, о чем вы говорите! — взвизгнула Пегги. — Вы сошли с ума!

— Хватит, детка, — сказала женщина детектив. — Мы все нашли и знаем даже, где вы покупали противогаз. Почерк на бланке тоже ваш, и девушка на почте вспомнила вас, когда мы показали ей вашу фотографию.

Если они нашли противогаз и остальные вещи, то, значит, Дэнни уже арестован. Пегги стало страшно.

— Я буду защищаться! — крикнула она. — Я найму лучших адвокатов! У меня хватит на это денег.

— Боюсь, что не хватит, дорогуша. Убийцы не имеют права пользоваться наследством. Все деньги вашего мужа получит его брат.

Пегги смотрела на них, ничего не понимая.

— Д-дэнни?..

— Может, мы и не заподозрили бы ничего, — сказал детектив. — Это Дэнни пришел к нам и поделился своими соображениями. У нас не было никаких доказательств. И тогда он предложил нам заглянуть в багажник вашей машины, там мы и нашли противогаз и все остальное.

Пегги уставилась на него, открыв рот от удивления. Она долго так сидела. И наконец до нее дошло. Она поняла, кто взял сигареты из шкафа. И она вспомнила, что Дэнни ушел, оставив ее и миссис Рейнолдс в больнице. Пегги сама дала ему ключи от своей машины, переложить сумку из багажника в багажник было делом одной минуты.

Пегги обняла голову руками и горько заплакала.

Дональд Уэстлейк РУКА ДЬЯВОЛА

Империализм девятнадцатого века, как его понимал Ленин, появился, когда капиталисты Европы стали ощущать трудности с инвестированием их капиталов у себя дома. Они обратили свои взгляды на Африку и на Восток и, поддерживаемые армиями и идеологией расового превосходства, перешли к экспансии. Экспансия рождает конкуренцию, а конкуренция — войну. Война, разумеется, рождает только смерть, а смерть не рождает ничего, кроме, может быть, цветов и овощей, пригодных лишь для экономики с устаревшим сельским хозяйством. Этот достаточно мрачный анализ не учитывает, однако, другое лицо империализма, которое действительно более относится к художественной литературе. Это благообразное лицо империализма, и оно говорит о человеческих судьбах и психологии отдельного индивида — и, в не меньшей степени, о развитии чувств. Ведь именно в знойном климате отдаленнейших уголков империи многие наши европейцы впервые столкнулись с природой страсти. Часто опыт доказывает необходимость свободы, и новый путешественник, возникающий из блестящего тигля, представляется более обеспеченным, более образованным и вообще более завершенным созданием. Но иногда диффузия Востока и Запада, чувственного и рационального, проходит не столь гладко. Иногда какие-то темные силы выступают на сцену. Рука Дьявола была одной из таких сил.

Темная весенняя ночь 1897 года. На палубе корабля стоит женщина по имени Луси Хеплвайт. Ее руки поглаживают темное дерево фальшборта, и ее лицо купается в лунном свете. Мягкий бриз играет краем ее мантильи и слегка развевает ее пушистые локоны. Темные глаза женщины смотрят вдаль, а между мягких губ ровные белоснежные зубы блестят как звезды. Но отчего же нежная улыбка трогает эти сочные губы? О чем грезит сей благоуханный плод викторианского целомудрия? Корабль идет в Бомбей. А девушка думает об алтаре. Она думает о любви. Она плывет в Индию, потому что уже полгода как обручена. Его зовут Сесил Пим, и он занимает важный государственный пост в Пуне. Именно там произойдет обряд бракосочетания, а затем они отправятся куда-нибудь в горы, чтобы насладиться медовым месяцем. Странное возбуждение охватывает девушку. Ветер свежеет, и она поворачивается, бросив последний взгляд на лунный диск, и покидает опустевшую палубу. Путешествие проходило большей частью великолепно, и Луси развлекалась игрой в бридж и светскими беседами. Перспектива жизни в Индии ее вовсе не пугала, однако после Суэцкого канала

Луси уже не могла свободно прогуливаться по палубе из-за невыносимой жары, предпочитая прятаться в каюте, и впервые тогда засомневалась.

Но Луси много не размышляла, потому что это было не в ее натуре. Спасением от мрачных мыслей, мелькнувших на секунду, и от знойного солнца она выбрала обычный зонтик и с тех пор не расставалась с ним во время прогулок. Точно по расписанию корабль пришвартовался в порту Бомбея, и Луси Хеплвайт резво сбежала по трапу и упала в объятия стройного молодого джентльмена в высоком пробковом шлеме и кремовом костюме из лучшего мадрасского шелка в тонкую нежно-голубую полоску.

Небольшой инцидент омрачил их счастливую встречу. Из толпы вдруг вынырнул однорукий попрошайка-прокаженный и, ужасно осклабившись, вытянул свою лапищу прямо в лицо Луси. Сесил его быстренько спровадил, и, кроме того, Луси была девушкой с крепкими нервами. Все же, пока они ехали в отель по жарким бомбейским улицам, ей довелось испытать много неприятных моментов, потому что она чувствовала, как от пота промокло насквозь ее белье, и лишь в прохладном холле вздохнула облегченно.