Могильщик. Цена покоя - [11]

Грест немного помолчал.

– Вроде бы, поменялось немногое, но… смысл как будто совсем другой.

– Так и есть. Каждый жонглирует словами, выдавая изгоев то за абсолютное зло, то за людей, у которых просто не осталось выбора. А чьи слова истинны, мы можем только гадать.

Воришка кивнул и уткнулся в кружку. Его всегда было легко заговорить. Иначе он не взялся бы за ту работу…

Неважно. Какое ему дело, были могильщики злом или просто пытающимися выжить несчастными? У него появился шанс не сдохнуть от голода по крайней мере ближайшие пару недель.

За это он и выпил.

***

Несмотря на вчерашнюю попойку, в дорогу они вышли рано утром, ещё до рассвета. Грест едва брёл в хвосте их небольшой группы и пытался не думать о тошноте и головной боли. Жрецы, особенно молодой, выглядели не лучше его, и только Велион казался достаточно бодрым. Вчера, пока Кайвен пытался повторить свою легенду подвыпившим гостям таверны, торговец антиквариатом даже купил еды в дорогу и две верёвки. Если во время стоянки подвесить к верёвке колокольчики, то от неё будет какая-то польза – это всё, что запомнил Грест из вчерашнего разговора.

Кайвена вчера освистали и закидали помоями – местным плевать было на Единого, могильщиков и вообще всё, кроме рыбы, строительного леса и выпивки. Может, поэтому на нём сегодня лица нет?

Это заметил не один Грест. Велион поравнялся с молодым жрецом и легонько ткнул его в плечо.

– Что, хреново?

– Угу, – промычал тот. – Трясёт… и голова… кружится…

– Да, парень, я слышал о подобном. Так бывает, когда долго не ходишь на могильники. Когда ты последний раз надевал перчатки?

– Весной. В апреле я пришёл в храм Единого и покаялся.

– Ты долго продержался. Но дальше, поверь мне, тебе будет только хуже. Пока что у тебя кружится голова, ты чувствуешь сильную тошноту, настроение меняется каждые четверть часа, но больше всего тебя донимают приступы необъяснимого ужаса перед всем окружающим. Но ты пока не начал грызть костяшки пальцев, так что, пожалуй, пару месяцев у тебя ещё есть.

– Я излечился… – пробормотал молодой жрец, но даже Грест не поверил ему. – Я выбросил свои перчатки в выгребную яму, я молился. Проклятие больше не властно надо мной.

– Брехня. Ты протянул долго, дольше, чем многие, но тебя ждёт такой же конец, как и других идиотов, которые пытались выбросить свои перчатки. Ты начнёшь грызть свои ладони, до крови, до самого мяса, а потом тебя обуяет безумие, и ты бросишься в ближайший могильник, где без перчаток сдохнешь. Это проклятие богов, Кайвен, и ты – его жертва. Единый здесь не поможет.

– Что-то я не понимаю, откуда у тебя, друг Велион, такие познания… – начал было говорить Венле, останавливаясь, но короткий кривой клинок, вонзившийся ему под кадык, заткнул жреца Единого навсегда.

Жрец выпучил глаза, непонимающе глядя на антиквара, его руки вцепились в горло, пытаясь зажать рану. Велион же будто сбросил маску. Его лицо, раньше спокойное, даже умиротворённое, исказилось, выдавая его настоящие чувства – ненависть и злобу.

Грест, на несколько секунд замерший от неожиданности, охнул и отскочил назад, но взбесившийся Велион был занят Кайвеном. Он сбил молодого жреца с ног и пнул его в солнечное сплетение.

– Мразь, – прошипел торговец антиквариатом. – Гнида мелкая.

Нет. Не торговец. Могильщик. Грест понял это так же отчётливо, как и то, что он будет следующим. Но тело, скованное страхом, практически не слушалось его. Воришка пятился назад, пока не наткнулся на корень, торчащий из-под земли, и не упал. Заворожённо он смотрел, как могильщик нависает над Кайвеном, раскручивая в руках моток верёвки.

– Хрен с ним, это жрец, – говорил Велион, и его голос больше напоминал шипение змеи, – ему запудрили мозги. Но ты. Ты! Ты же могильщик. Бым им, по крайней мере. Возможно, встреть я тебя с год назад, мы вместе пошли бы грабить мёртвый город. И, случись что с тобой, я бы вытащил тебя к людям, несмотря ни на что. Рисковал бы жизнью ради тебя. Возможно, даже перерезал бы кому-нибудь глотку. Но ты, очевидно, бросил бы меня, как бросил всех наших братьев.

Могильщик замолчал на то время, пока перекидывал верёвку с готовым скользким узлом через ветвь ближайшего дерева.

– Пощади… – простонал Кайвен, пытаясь уползти, но Велион ещё раз жестоко пнул его в колено. – Я… меня… меня уговорили… я не хотел… я просто хотел избавиться от проклятия… но они просили… боги, я не хотел…

Могильщик сел рядом со жрецом на корточки и, вцепившись в волосы, оторвал его голову от земли.

– Да мне плевать, что ты хотел. Я вспоминаю одного парня, его звали Жёлтый. Он подцепил на могильнике какую-то хрень, и его кожа пожелтела, как желтеет после синяков. Безобидный парень, никто его не трогал. Как-то раз он неправильно снял проклятие с монет, лежащих на дне глиняного горшка, и горшок лопнул. Большой осколок попал Жёлтому в бедро, и он едва не истёк кровью. Я вытащил его из могильника и отнёс в деревню, чтобы он смог прийти в себя. Но после того, как в эту же деревню забрёл один из жрецов Красного Лекаря, Жёлтого убили. Жрец увидел неестественный цвет кожи моего друга, обличил в нём могильщика и обвинил парня в том, что он бродит по кладбищам и насилует трупы, чтобы проклясть живых, чего Жёлтый, конечно же, не делал. Но кому какое дело до правды? Мы попытались сбежать, но он ещё был слишком слаб из-за раны. Толпа крестьян разорвала Жёлтого на части, а я едва ноги унёс, слушая, как его убивают. Но убежал я недалеко. Я хорошо знал те места и спрятался неподалёку от деревни. Через два дня я выследил этого жреца и убил, вскрыв глотку, как и твоему другу. Но то был жрец, он заблуждался, ему заморочили голову лжецы вроде вот этого Венле. А ты… ты – ёбаный предатель. Я больше всего на свете ненавижу предателей. Я могу простить заблуждающегося и подарить ему быструю смерть от клинка. Но ты… нет, парень, ты не заслужил нормальной смерти.