Могила на взморье - [28]

Если он и во время моего первого приезда с таким энтузиазмом смотрел на меня, то я уже тогда должна была заметить его интерес. Как я отреагировала? Спросить его напрямую я не решилась.

— Как долго я пробыла здесь?

— Всего пару часов, может быть восемь. Вечером мы грилили со старой компанией.

Некоторое время я молчала. Вопросы в моей голове приближались к утесам, к пропасти, к концу света, двигались в сторону смерти моей сестры и к концу моей прежней жизни. Я избегала взгляда Пьера. Слышала рев циркулярной пилы. Закрыла глаза и увидела зеленый цвет.

— В тот самый вечер... — начала я, но не смогла закончить предложение.

Пьер налил чаю и протянул мне кружку.

— В тот самый вечер,— мягко сказал он,— у Жаклин был сильный приступ. Может, ты помнишь ее аллергию на орехи, которой она страдала с детства?

— Да, теперь, когда ты упомянул об этом.

— У Жаклин случился анафилактический шок, ей нужно было в больницу. Посадив ее на заднее сиденье, мы с Майком поехали вперед, а ты и Сабина последовали за нами.

Пьер резко замолкает — напрасно. Волна шока от несчастного случая и без того накрывает меня как шумный прибой в темноте, как постоянно повторяющийся, глухой удар, таинственный и пугающий. Прямо в этот глухой удар тем утром вонзился звук острого лезвия пилы, которую Бальтус включил в этот ранний час.

По моей просьбе Пьер закрыл окно, и наступившая тишина сделала обстановку еще более интимной. Еще двадцать четыре часа назад он был далеким, даже можно сказать пустым воспоминанием. Теперь он стоял возле моей кровати... в его доме.

Пьер продолжил прерванный рассказ.

— Мы отъехали от вас слишком далеко и не видели аварии и лишь на следующее утро узнали, что случилось.

— То, что я поехала за вами, удивляет меня.

— У тебя и Жаклин были особенно хорошие отношения, когда вы были подростками.

Я знала, на что намекал Пьер. Жаклин и я были единственными девушками в нашей компании наряду с Маргрете, но она была не в счет, так как не считала себя девушкой. В отличие от Пьера, я бы не стала называть мои отношения с Жаклин «особенно хорошими», скорее они были просто особенными. Мы делились друг с другом безобидными секретами, кроме того она лучше всех, чем кто-либо другой в компании была осведомлена о моих отношениях с Юлианом, которые длились год. Жаклин прямо-таки с азартом отслеживала любую новую информацию о Юлиане и мне.

— Почему Сабина тоже поехала?

— Думаю, потому что, будучи полицейским, она всегда на службе так же, как и врач.

— Как врач, — повторила я и улыбнулась.

Пьер подкинул мне пару кусочков мозаики, каждый из которых восстанавливал картину и чуть-чуть облегчал мне сердце. Я сделала большой глоток чаю и немного расслабилась.

— Ну а как у тебя? — весело спросила я, видимо на волне маленького успеха, которого я добилась.

— Что ты имеешь в виду?

— У тебя есть подруга?

— Нет.

— Еще раз: как такое может быть? Привлекательный, приятный, холостой врач... Прошу тебя, Пьер, мы взрослые люди, и оба знаем, что в таком случае есть всего два варианта. Либо ты голубой, либо Дон Жуан.

Он подал мне поднос с завтраком и при этом так смущенно улыбался, что я тут же влюбилась в эту улыбку.

— Я не голубой, — только и сказал он.

— Так я и думала.

— Тебе еще что-нибудь нужно? В ванной лежат свежие полотенца. Мне надо сделать несколько звонков. Когда будешь готова, спускайся вниз.

— Все хорошо.

Я принимаю его увилививание от ответа, к тому же в этом случае отсутствие ответа тоже ответ.

— Да, еще кое что Пьер...

— Да?

— Ты чудесный человек,— сказала я, снова смутив его.

Он не знал куда смотреть, и что сказать, видимо не привык к комплиментам.

— До скорого.

При прощании в его черных глазах было столько нежности, что в этот момент я почувствовала, что нахожусь в хороших руках, и была неописуемо счастлива. Пьер принял меня с распростертыми объятиями, уделял мне много времени, так что я даже немного продвинулась в том, что касалось воспоминаний. Теперь я знала многое, хотя и не все о моем путешествии на Пёль. Очевидно, что повод и сам ход событий был намного прозаичнее, чем я опасалась. Дело с участком земли, аллергический шок, неудачное стечение обстоятельств. Травма, которую я подавляла, скорее всего, заключалась в моем не очень приятном столкновении с Сабиной, сорок лет вражды, обрушившейся на нас в один день. Все это звучало вполне убедительно. Это значило, что довольно-таки жутковатое предостережение Эдит Петерсен было ничем иным как фантазией психически не совсем здоровой женщины.

Я спонтанно решила посетить ее еще раз, и остаться с ней хотя бы на минуту наедине. Уверена, что она бы не стала повторять свое предупреждение.

Мне очень хотелось позвонить Ине Бартольди в Шверин и сообщить ей, что я приняла правильное решение. Однако я не стала этого делать, так как боялась, что больничный психолог может сказать или не сказать что-то, что разрушило бы мои надежды.

Позавтракав и приняв душ, я сразу же привела в действие свое намерение посетить Петерсен. Пьер обрадовался этому, потому что по его словам, кроме своих детей, пастора и подруги из Кирхдорфа, она больше ни с кем не общалась.

Маргрете открыла мне дверь, пробормотала «доброе утро» и вернулась за кухонный стол, откуда я ее согнала. Углубившись в газету и не поднимая головы, она спросила: