Могила Ленина. Последние дни советской империи - [216]

Ельцин, по свидетельству Собчака, был собран и готов всеми возможными способами оказать сопротивление путчу. Он обзвонил глав крупнейших республик и был потрясен их невозмутимостью и нежеланием что-либо предпринимать. Они говорили, что у них пока недостаточно информации для каких-то действий. Ельцин остался один. Надевая под рубашку и пиджак бронежилет, он сказал, что вместе со своей командой едет к Белому дому — зданию российского Верховного Совета на берегу Москвы-реки. Возможно, они не отдавали себе отчета, что в точности следуют январской тактике литовцев, превращая здание парламента в баррикаду, в очаг и символ демократического сопротивления, в то же время всеми способами поддерживая связь с внешним миром. Ельцин приказал немедленно созвать российских парламетариев и открыть бессрочную сессию Верховного Совета РФ.

Когда Ельцин садился в машину, его дочь сказала: “Папа, держись! Теперь все зависит только от тебя”.

Удостоверившись, что Ельцин миновал танковую колонну, Собчак со своим водителем развернулись и поспешили в Шереметьево, чтобы улететь первым рейсом в Ленинград. В зале ожидания Собчак увидел, как к нему направляются трое охранников, и подумал, что это за ним. Оказалось — наоборот. Сотрудникам КГБ РФ были поручено проследить, чтобы мэр благополучно улетел.

В 9 утра танки окружили здание Моссовета. Солдаты сняли российский триколор и повесили вместо него советский красный флаг. Танки контролировали важнейшие места города: теле- и радиостанции, редакции газет, Ленинские горы, Белый дом. Один журналист дозвонился генералу Евгению Шапошникову, главнокомандующему ВВС. Шапошников знал о приказах Язова и о том, как тот объясняет необходимость путча, но не скрывал своего отвращения. “Пусть эти сукины сыны объяснят, что они собираются творить здесь!” — сказал он.

Пока Язов отдавал распоряжения в Министерстве обороны, а Крючков на Лубянке, Янаев сидел в своем кабинете в Кремле и гадал, что ему теперь делать.

Юрий Голик, председатель Комитета Верховного Совета по законодательству и правопорядку, беспрепятственно прошел через кремлевские ворота и немедленно отправился к Янаеву.

— Это что, путч? — спросил он.

— Да, это путч, — подтвердил Янаев.

Через некоторе время к Янаеву пришел Вадим Бакатин, член Совета безопасности при Горбачеве. Как и Голик, он остался верен Горбачеву и теперь требовал от Янаева объяснений. Даже в своем разгоряченном состоянии Бакатин заметил, как паршиво выглядит Янаев. Он мотался по кабинету, безостановочно курил, под глазами у него были мешки.

— Вадим, — сказал он, — меня в четыре ночи сюда привезли. Я сам не понимаю, что происходит. Они меня два часа уговаривали, я не соглашался, а потом согласился, все подписал.

— Кто уговаривал?

— Они.

С Янаевым связался по телефону и глава Казахстана Нурсултан Назарбаев. Тот пребывал в прострации — то ли был пьян, то ли еще что. “Он не соображал, что происходит, — рассказывал потом Назарбаев алма-атинским репортерам. — Не понимал, почему я звоню, даже кто я такой”.

Рабочий стол Янаева был завален непрочитанными бумагами, в том числе многомесячной давности. Обычно он предоставлял своим помощникам делать за него всю работу. Среди этих помощников был Сергей Бобков, сын Филиппа Бобкова, заместителя и особо доверенного лица Крючкова. И хотя в своем алкогольном и любовном угаре сам Янаев соображал плохо, он держал на столе один документ, из которого становилось ясно, что путч — дело куда более серьезное, чем этот янаевский балаган, и что его настоящие руководители — Крючков, Бакланов, Болдин и Язов — были хорошо знакомы и с историей своей страны, и с методами прежнего режима.

О некоторых аксиомах чрезвычайного положения

1. Нельзя терять инициативу и вступать в какие-либо переговоры с “общественностью”. На это часто “покупались” из-за стремления сохранить демократический фасад — и в результате общество постепенно проникалось идеей, что с властью можно спорить, а это первый шаг к последующей борьбе.

2. Нельзя допускать самые первые проявления нелояльности (митинги, голодовки, петиции) и информацию о них. В противном случае они становятся как бы допустимыми формами сопротивления, за которыми следуют более активные формы. Если хочешь обойтись “малой кровью” — “дави” противоречия в самом начале.

3. Не стесняться идти на ярко выраженный популизм. Это закон завоевания поддержки масс. Сразу же вводить понятные всем экономические меры — снижение цен, послабление со спиртным и т. д., появление хотя бы ограниченного ассортимента товаров массового спроса. В такой ситуации не думают об экономической целесообразности, темпах инфляции, других последствиях.

4. Нельзя растягивать во времени информирование населения о всех деталях преступлений политического противника. В первые дни оно жадно ловит информацию. И именно в это время на него надо обрушивать информационный шквал (разоблачения, раскрытие преступных групп и синдикатов, коррупция и т. п.) — он будет воспринят. В другие дни информация о противнике должна подаваться в иронично-насмешливом ключе: дескать, надо же, кто нами управлял. Информация должна быть по возможности наглядной и немногословной.