Мое седьмое небо - [16]

– Да.

Роми приложила все усилия, чтобы игнорировать трепет, пробежавший по телу от его прикосновения:

– Так, ты не расскажешь, что научило тебя считать любовь слабостью?

– По-твоему, я получил моральную травму, после которой я запретил эмоциям влиять на мою жизнь? – Его рука замерла на ее бедре.

– Разве нет?

– Я рано понял, что в жизни есть намного более ценные понятия, чем романтическая любовь. Но об этом моя мать говорит мне с тех пор, как я научился ходить.

Роми не могла отвести взгляд от его большой мускулистой руки на своем бедре:

– Твоя мама не верит в любовь?

– На то у нее есть уважительная причина. Любая привязанность рано или поздно приносила ей неудобство.

– Она не выглядит пессимистом. – Наталья Блэк не показалась Роми циничной и желчной женщиной.

– Она реалист.

Реалист, научивший своего сына считать романтическую любовь слабостью.

– Она ограждала тебя от сердечных страданий, – сказала Роми.

– Да. – Он казался немного удивленным.

– Сколько тебе было лет, когда ты усвоил этот урок? – Роми восприняла близко к сердцу идею о том, что Максвелл влюбился, будучи уязвимым подростком.

– Десять.

– Значит, это была не твоя личная потеря? Роман между твоей матерью и ее любовником?

– С батей мама светилась от счастья три года.

– Он был русским?

– Нет, – сказал Максвелл. – Он был американцем. В России отца часто называют батей. Я так его называл.

И даже спустя столько лет Максвелл по-прежнему называет этого человека батей. Похоже, любовная история матери принесла ему много страданий.

– А ты?

– Он жил с нами, хотя позже я понял, что мне так только казалось. Наш дом не был его домом, но он приходил туда каждый вечер. Батя играл со мной в мяч, ходил на мои школьные мероприятия и соревнования. Он сидел во главе нашего стола на праздники, а на наши дни рождения водил нас в ресторан.

Другими словами, этот человек был отцом Максу. Некоторое время, во всяком случае.

– Но это продолжалось недолго, – сказала Роми.

– Да.

– Почему?

– Это имеет значение?

– Наверное, нет. – Смысл истории Макса в том, что он воспринимал того мужчину с открытой душой, а тот разочаровал его, уйдя на все четыре стороны.

– Ты когда-нибудь влюблялся?

– Ни разу, – ответил он с такой тихой яростью, что Роми поняла: Максвелл никогда не был уязвимым подростком.

– С нашим браком ты подстраховался? – спросила она, желая сменить тему, чтобы не будоражить свои эмоции.

– Если ты говоришь о том, что я просчитал все непредвиденные ситуации, то тогда ты права.

– На медовый месяц Мэдди уехала из города. Знаешь, я не хочу звонить ей и спрашивать по поводу ее плана в случае непредвиденных обстоятельств.

– Ты мне не до конца доверяешь?

– А я должна?

Мгновение он размышлял:

– Возможно, нет, но я не лгал тебе и не буду лгать. – Он прищурился. – Позвони Джереми Арчеру.

– Он солжет.

– Он слишком дорожит своей компанией, чтобы рисковать, рассказывая обо мне небылицы.

– Без уважительных причин.

– Вот именно.

– Как я удостоверюсь, что мой папа в реабилитационном центре? – Ее распирало от желания поколебать самоуверенность Максвелла.

Хотя бы чуть-чуть.

Но Максвелл и бровью не повел:

– Ему позволят сделать один телефонный звонок до того, как отправят в отделение интенсивной терапии, откуда он не сможет контактировать ни с семьей, ни со своей компанией.

– И это тебе на руку.

– Я всегда все предусматриваю, – сказал он.

– Чего-чего, а высокомерия тебе не занимать.

Максвелл улыбнулся, его серые глаза сверкнули весельем.

– Высокомерие – это чрезмерная самоуверенность. Моя самоуверенность вполне обоснованна.

– С этим я спорить не буду.

– И не надо. Ты слишком умна, чтобы браться за безнадежное дело.

– О, в этом я не уверена. Многие люди твоего ранга считают мою деятельность, связанную с защитой окружающей среды, безнадежной.

– С этим я не согласен.

Ей показалось, что Максвелл к ней приблизился.

– Я хочу кое о чем тебя спросить.

– Спрашивай о чем угодно. – Тепло его руки согревало ее бедро через ткань леггинсов.

– Ты смог бы бросить своего ребенка, как это сделал твой отец и любовник твоей матери?

– Нет. – Вожделение на лице Максвелла сменилось непоколебимой решимостью.

Без сомнения, он говорил искренне.

Роми засомневалась в его готовности расстаться с ней. Он думает, что сможет ее бросить, но она не слишком в этом уверена. Особенно если у них родятся дети.

Если он не позволяет себе любить Роми, то вряд ли влюбится в какую-то другую женщину. И никакое иное чувство, кроме любви, не заставит этого человека уйти из семьи.

И не важно, что он говорит по этому поводу себе или Роми.

– Ты просто соткан из противоречий, да?

– Вовсе нет, – решительно ответил он, явно ужасаясь самой идее быть противоречивым человеком.

– Сегодня я ни на что не соглашусь, – произнесла она и стала ждать его реакции.

Если он попытается ей угрожать, они сейчас же расстанутся. Вне зависимости от припрятанных им дополнительных козырей.

– Сегодня? – переспросил он.

– Сегодня.

– Я не могу ждать твоего ответа вечно.

– О, я знаю. Но ты достаточно умен, чтобы понимать, что сегодня тебе не удастся открыть эту маленькую коробочку. – Она кивнула на обеденный стол и футляр с помолвочным кольцом рядом со своей пустой тарелкой.