Мое бурное прошлое - [99]

Проблема в том, что я сама сотню раз проходила через это, когда он приползал домой под утро. Нет, конечно, он не зависал у своей бывшей подружки – казино было его подружкой. Я не желала такого никому, даже Люси. Слишком уж отчетливо помнила мучительное ожидание, когда воображение живо рисовало, как кредиторы избивают Барта, и он падает наземь, истекая кровью… Преувеличение? Возможно. Однако в четыре часа ночи, когда ваш любимый шатается неизвестно где, в голову лезут самые неожиданные мысли. Нет, Люси этого не заслуживает.

Но дело и в другом. Барт лишь раззадорит Лайама, и тот уделается до поросячьего визга, хотя уже и так явно не в форме.

– Ты, – объявила я Барту, – немедленно отправишься домой. У тебя комендантский час, забыл?

Все-таки не удержалась от мелкой гадости. Но я же не святая, в конце концов. У Барта вытянулось лицо.

– Одну крошечную понюшку! – взмолился он. – Брось, Джу, у парня порошка навалом!

– Нет. Иначе ты не сможешь остановиться.

– Она права, приятель, – неожиданно встрял Лайам. Он пыхтел над тарелкой, на которой красовались толстенные, в палец шириной, дорожки. – Как тебя кайф накроет, ты тут же запросишь еще. Барт уставился на блюдце с вожделением ребеночка, которому не дают конфетку.

– Да ладно вам, нюхну разок и сразу смоюсь.

– Барт, – грозно произнесла я, – Лайам весь день на взводе, ему пора сбавить обороты. И последнее, что ему сейчас нужно, это кокаиновая компания.

– Ну, тогда ему не вредно пройтись по дорожке и поделиться тем, что его так беспокоит…

– ВОН! ВОН ОТСЮДА!

Я толкнула Барта к двери. Он с такой тоской смотрел на Лайама, который склонился над блюдцем, что напрочь забыл о своем проигрывателе. Я сгребла железный ящик и сунула ему в руки:

– Забыл, зачем явился? А теперь вали к мисс Люси Детский Садик. Держу пари, она зазвонила в колокольчик, и ты уже должен быть в люльке.

И точно гарпия, я захлопнула дверь прямо перед умоляющим лицом Барта. Он не слышал ни единого моего слова. Его мозг зациклился на халявном коксе. В сотый раз я напомнила себе, что с Бартом покончено, и впервые по-настоящему поверила этому решению. Я была в ярости, но никаких сожалений. О Барте.

Мои мысли вернулись к Алексу, и я представила себе, как славно он бы обошелся с Лайамом. За ужином Алекс с полуслова разобрался в проблемах моего протеже и очень тепло о нем говорил. И Алекс не стал бы злоупотреблять плачевным состоянием Лайама, чтобы лишний раз напудрить нос. Он бы просто поговорил с парнем, а Лайам, сраженный манерами Алекса и еще больше тем, что тот не пичкается наркотой, наверняка бы к нему прислушался.

Лайам добрался до моих запасов спиртного и налил себе вина.

– Что за чувак? – безразличным тоном поинтересовался он.

Более явного свидетельства, что Лайам и впрямь сам не свой, не требовалось. Иначе он принялся бы докучать мне расспросами о Барте. Когда мы разбежались и почему? Мы все еще трахаемся? Трахались ли мы сегодня? Кто такая мисс Люси Детский Садик и трахает ли ее Барт? Как Барт трахается? И так далее до тошноты. Однако сейчас, когда я просто ответила, что мой бывший зарулил забрать кое-какие пожитки, Лайам бесцветно отозвался: «А-а-а, ясно» – и поплелся обратно в гостиную со стаканом в руке. Вид у него был как у человека, который только что втянул почти летальную дозу коки.

– Давай садись рядом со мной и расскажи, что тебя так волнует.

– Нюхни и ты.

– Так уж и быть.

Вот не надо было этого делать. Я заранее знала, что не надо. Но искушение было слишком велико… К тому же я была вымотана, а общение с Лайамом требовало столько сил…

– Но только чуть-чуть. А потом мы просто поболтаем и попробуем во всем разобраться.

Спустя пару часов, влив в себя больше вина, чем следовало, я поняла, что мечта осталась мечтой. А как хотелось, чтобы Лайам преспокойно отправился восвояси или заснул на диванчике в гостиной, я же, свернувшись эмбрионом в собственной постели, забыла все проблемы и отключилась от забот.

Так нет, Лайам прошел все стадии эмоционального возбуждения от гнева («Какого черта Фелисити пристала ко мне? Она же знала, что я не потяну!») и паники («Я обделаюсь при всех и опозорюсь до конца своих дней!») до истерики («Надо бежать! Я свалю за границу, куда-нибудь в Гоа, где ни один хрен меня не знает. Буду жарить на пляже рыбу и перекантуюсь там, пока на родине обо мне все не забудут!»). После чего, заливаясь вином, погрузился в пучину жалости к себе – скорчившись на диване и намертво вцепившись в мою руку (Лайам не может подолгу обходиться без живого человеческого тела). Он рассказывал историю своей жизни (вернее, слезливую ее версию), в которой бедняжку Лайама преследуют одни неудачи, причем с самых пеленок. Телешоу в его интерпретации выглядело как подлый и довершающий удар злодейки-судьбы, которая уготовила ему пьедестал лишь для того, чтобы отправить его с вершины славы прямиком в нокаут у всех на глазах. Я терпеливо выслушала все эти всхлипы, воздержавшись от намеков, что это полная и запредельная чушь. Истерика редко ходит рука об руку с голосом разума. Мужчины частенько пытаются утешиться, перечисляя все те причины, по которым слезы должны резко обернуться полным счастьем. Они и не представляют, как это глупо и что они лишь усугубляют истерику. В таких случаях следует кивать и бормотать ободряющую лабуду, пока истерика не иссякнет сама собой. С Лайамом я так и поступила. Если бы не маленькая понюшка, я бы давно храпела под пьяные завывания Лайама, которые, признаться, действовали мне на нервы. Правда, через некоторое время мне удалось вдохнуть некоторое оживление в нашу беседу.