Модный брак - [2]

— Что такое, Изабель? Что? — с нежностью спросил он. Они находились в спальне своего нового дома. Изабель сидела на расписном стуле перед заставленным чёрными и зелёными коробочками туалетным столиком.

— В чём дело, Уильям? — Она наклонилась вперёд и её красивые светлые волосы упали на щёки.

— Ну ты же знаешь! — Он стоял посреди комнаты и чувствовал себя посторонним. С этими словами Изабель развернулась к нему лицом.

— О, Уильям! — с мольбой в голосе воскликнула она, вскинув копну волос. Пожалуйста! Пожалуйста, не дуйся и не делай трагический вид. Ты всё время говоришь, показываешь взглядом или намекаешь, что я переменилась. Только потому, что я познакомилась с близкими по духу людьми, стала больше общаться и мне всё стало ужасно интересно. Ты ведёшь себя так, будто я, — Изабель откинула назад волосы и рассмеялась, — погубила нашу любовь или вроде того. Это такой жуткий абсурд, — она прикусила губу, — и такая досада, Уильям. Ты упрекаешь меня даже за новый дом и прислугу.

— Изабель!

— Да, да, в каком-то смысле это так, — быстро заговорила Изабель. Ты считаешь, что они — дурное предзнаменование. О, я знаю, ты так думаешь. Я это чувствую, — мягко сказала она, — всякий раз, как ты поднимаешься по лестнице. Но мы не могли и дальше жить в той убогой лачуге, Уильям. Хотя бы будь практичнее! Чего ради — там даже для малых детей не хватало места.

Нет. Это было верно. Каждое утро, когда он возвращался из адвокатской конторы, он возвращался лишь для того, чтобы найти малышей и Изабель в конце гостиной. Они ездили верхом на леопардовой шкуре, наброшенной на спинку дивана, или играли в магазины за столом Изабель, служившем им прилавком. Или же Пэд сидел на коврике возле камина и изо всех сил копал маленькой латунной лопаткой. В это время Джонни стрелял по пиратам из щипцов. Каждый вечер их по очереди приходилось заносить на плечах вверх по узкой лестнице к старой толстой Нянюшке. Да, пожалуй, это была убогая лачуга. Белый домишко с голубыми занавесками и петуниями в ящике за окном. Уильям встречал своих друзей у двери со словами: «Видели наши петуньи? Они просто бесподобны для Лондона, как вы думаете?»

Но вот что глупо, совершенно удивительно, он даже не догадывался, что Изабель не была так счастлива, как он. Боже, что за слепота! В те дни он ни капли не замечал, что она и впрямь ненавидит неудобный домик. Не замечал, что она думает, будто Нянюшка губит детей, что она ужасно одинока, цепляясь за новых людей, новую музыку, картины и так далее. Если бы они не пошли на ту вечеринку в мастерской Мойры Моррисон… если бы Мойра Моррисон не сказала на прощанье: «Я собираюсь спасти вашу жену, эгоист. Она похожа на утончённую маленькую Титанию»^{1} … если бы Изабель не уехала с ней в Париж… если бы, если бы…

Поезд остановился на следующей станции. Боже правый! Они окажутся там через десять минут. Уильям засунул бумаги обратно в карманы; юноша напротив давным-давно исчез. Теперь выходили двое остальных. Позднее полуденное солнце осветило женщину в хлопчатобумажных юбках и обгоревших на солнце босоногих ребятишек. Оно опалило шелковистые жёлтые цветы с шероховатыми листьями, разбросанные по каменистому берегу. Ветер из окна ерошил волосы и пах морем. Уильяма мучил вопрос: неужели в эти выходные у Изабель опять будет та же самая толпа?

И он вспомнил, как они проводили отпуск — те четыре раза, когда за детишками приглядывала крестьянская девушка Роуз. Изабель ходила в чём-то вязаном, а волосы заплетала в косу; на вид ей было лет четырнадцать. Господи! До чего же у него тогда обгорал нос! И сколько они тогда ели, и сколько спали на той огромной кровати с периной, сплетаясь ногами… Уильям не смог удержать невольной улыбки. Он подумал, в какой ужас пришла бы Изабель, узнав, до какой степени он сентиментален.

— При-ивет, Уильям! — Она всё-таки уже была на вокзале и стояла так, как он себе это представлял, в сторонке от остальных. И сердце Уильяма воспрянуло — она была одна.

— Привет, Изабель! — Уильям не отрывал от неё глаз. Она показалась ему такой красивой, что ему просто необходимо было что-то сказать. Потрясающе выглядишь.

— Правда? — отозвалась Изабель. — По моим ощущениям, не настолько уж. Идём, твой противный поезд запоздал. На улице ждёт такси. Она непринуждённо ухватила его за руку, когда они проходили контролёра.

— Мы все вместе пришли тебя встречать, — сказала она. Но Бобби Кейна оставили подождать в кондитерской.

— О! — сказал Уильям. Это всё, что он мог сказать в ту минуту. Там в ярком свете ожидало такси. Билл Хант и Деннис Грин растянулись с одной стороны, сдвинув на лицо шляпы. А с другой стороны, в капоре как огромная земляника, подпрыгивала Мойра Моррисон.

— Нет льда! Нет льда! Никакого льда! — весело кричала она.

И Деннис вмешался в разговор, выглядывая из-под шляпы. — Только, если у торговца рыбой. А Билл Хант, показавшись, добавил: — С целой вмёрзшей в него рыбиной. — О, какая скука! — причитала Изабель. И она объяснила Уильяму, как они объездили весь город в поисках льда, пока она ждала его. — Как будто всё смыло водой по крутым утесам в море, начиная с масла.