Модницы - [10]

— Она велела Джеки послать это во все средства массовой информации в городе.

Эллисон улыбается.

— Кто-то — не будем говорить кто — забеспокоился. — Она явно думает, что я колеблюсь, потому что следом добавляет, понизив голос: — Настало время для удара. У нас никогда уже не будет такой великолепной возможности. Подумай. — Потом распрямляет плечи и с невинным видом снова берется за утреннюю газету.

Я сажусь обратно за стол и пытаюсь сосредоточиться на работе. Это статья об обручальных кольцах для свадебного номера, срок которого приближается. В «Гарри Уинстон», где обычно всегда готовы к тому, чтобы их бриллианты снимали либо на красном ковре павильона Дороти Чендлер, либо на розовом холщовом фоне «Модницы», вдруг ударились в застенчивость. Когда мы попросили фотографии обручальных колец нескольких знаменитостей, они прислали только описания. В результате статья получилась странная — читается как антропологическое исследование. Ученые полагают, что эдвардианское кольцо Мадонны напоминает вот это на фотографии. Кольцо Дженнифер Энистон с бриллиантами с изумрудной отделкой в 4,5 карата могло выглядеть, как вот это кольцо от «Тиффани». Ощущение такое, что эти кольца — динозавры, а мы восстанавливаем их по остаткам костей.

Я как раз пытаюсь заставить описание кольца Энн Хеч выглядеть не просто выдумкой, когда меня окликает Дот. Она стоит у входа в свой кабинет со стопкой журналов в руках.

— Следующее совещание в одиннадцать, — говорит она и скрывается за дверью.

Археология начинает мне надоедать, и я со вздохом перечитываю записку Джейн. Хотя от этого еще далеко до согласия спонсировать заметную и скандальную выставку, изменение имени — отличный пример иррационального поведения. Мне впервые кажется, что их план может сработать. Они могут победить, зло может быть изгнано, и в один прекрасный день работа в «Моднице» может стать приятной.

Эллисон права. Я колеблюсь.

Выпивка в «Парамаунте»

Майя заказывает «стаканный „Космополитен“». Бармен непонимающе пялится на нее, она фыркает и говорит:

— Налейте его в стакан. Я хочу коктейль «Космополитен» в стакане.

Бармен еще раз оглядывается на нее и уходит, чтобы залить водку, «Куантро» и клюквенный сок в миксер.

— И никакого сахара по краю, — кричит вслед Майя. — Я все еще пытаюсь опознать, выделить и удалить элементы моей жизни, которые больше не выполняют свою задачу, и в данный момент остановилась на белом сахаре, — говорит она, отрезая ломтик сыра и кладя его на крекер. — Я постепенно снова впускаю углеводы в свою жизнь.

Бармен ставит стакан с «Космо» на салфетке перед Майей, а джин с тоником передо мной и исчезает. Мы в баре отеля «Парамаунт» — всегда сюда ходим, когда с Майей приключается что-то дурное. Коктейли «Космо» ее утешают.

Последний раз мы были в этой темной комнате с низким потолком всего с месяц назад. Марсия, агент Майи, переходила в новое агентство и не взяла Майю с собой, так что утешение требовалось серьезное.

— Вот это злые слезы, о которых ты часто слышишь, но редко их видишь, — сказала она тогда, драматически протянув прощальное письмо агента.

Но письмо было обращено не только к Майе.

— А кто такой Дилан? — спросила я, хотя догадывалась. Марсия, похоже, так спешила бросить старых непродуктивных клиентов, что не позаботилась как следует написать прощальное письмо групповой рассылки. Та часть, где адресата уверяли, как с ним приятно было работать, должна была утешить Майю, а не кого-то по имени Дилан.

— Нет, ну ты представляешь? — Майя готова была разреветься. Голова опущена, и янтарные кудри падают на стойку бара. — Меня даже не удостоили персонального письма!

— Зато ты знаешь, что она не только тебя бросила, — сказала я.

— Верно, — ответила Майя; ей все еще не до смеха, но по крайней мере слезами уже не пахнет.

Хотя утешительница из меня никакая, пытаюсь закрепить успех.

— И несомненная трагедия таким образом превращается в комедию абсурда.

— Ты права, это трагедия. — Майя допила свой коктейль в три глотка. Поэтому она и не любит бокалы для мартини; из них невозможно сделать большой глоток, не залив при этом клюквенным соком блузку от Донны Каран. — Я отброшена к нулю. Туда, где была полтора года назад, только на полтора года старше.

На Майю надвигалось тридцатилетие. Переломный день рождения не казался бы таким ужасным, если бы у нее все еще был агент. Но опасная дата близка, оставалось всего пятнадцать дней, чтобы найти нового представителя. Вряд ли из этого что-нибудь получится, так что она уже напряглась в ожидании неудачи. Вот как бывает, когда ставишь себе цели и стараешься чего-то добиться. Вся беда от долгосрочных планов.

Несмотря на все мои старания, на глазах у Майи появились слезы, и она снова всхлипнула. Я понимала беду моей подруги. Какое-то время она выделялась среди всех остальных журнальных авторов-контрактников с вечной рукописью под мышкой. Какое-то время она была солисткой, а теперь отброшена обратно в кордебалет, где все одинаковы.

Я заказала еще выпить, протянула Майе носовой платок и начала бормотать банальности насчет того, что все в жизни случается не просто так. Может, Майя уже достаточно набралась водки и не заметит, что я вдруг стала выражаться как открытка с типографским текстом? Нет, она почти не пьяна и не желает принимать штампованные утешения, хотя они у меня лучше всего получаются. Тогда я начала бросаться грязью. Это последнее прибежище беспомощных.