Модильяни - [41]

Таким образом, перед нами неоспоримый факт: истинным предшественником абстрактного и неформального искусства явился Лоло, осел папаши Фреде, чья картина «Закат над Адриатикой» учинила скандал в Салоне независимых 1910 года. Полотно было продано за 400 франков в пользу Сиротского дома для детей художников. Копия его поныне хранится в Музее Монмартра.

Год 1910-й очень богат художественными событиями. Так, в Париж приезжают Русские балеты. Знаменитая труппа была создана в Санкт-Петербурге за год до того Сергеем Дягилевым, основателем русского журнала «Мир искусства», человеком утонченным, к тому же меценатом. Организатор русских спектаклей, движимый стремлением познакомить мир за пределами России с ее культурой, он, естественно, добрался наконец и до Парижа. Выдающийся открыватель новых талантов, Дягилев, окружив себя не имевшими тогда соперников танцовщиками и хореографами, привлек к своему начинанию именитых композиторов того времени. В его труппе блистали Михаил Фокин, Тамара Карсавина, Леонид Мясин, Вацлав Нижинский — гений танца и человек экстраординарный, вскоре ставший фигурой поистине мифической, а также Жорж Баланчин; приложили там руку и знаменитые художники, которым он доверял изготовление роскошных декораций и костюмов, выдающиеся сценографы: Лев Бакст, Александр Головин, а позже и Пикассо, Дерен, Матисс, Михаил Ларионов и его жена Наталья Гончарова, Мари Лорансен, Брак и многие другие.

Все эти таланты, один блистательнее другого, соединенными усилиями сделают так, что Русские сезоны Дягилева войдут в легенду. Если же вернуться к 1910 году, то 16 июня — премьера «Шехерезады» Римского-Корсакова, а 25-го — «Жар-птицы» его двадцативосьмилетнего молодого выученика Игоря Стравинского, поставленных в хореографии Михаила Фокина на сцене «Опера-Гарнье» с роскошными декорациями Льва Бакста и Александра Головина; от этих спектаклей в искусстве классического танца повеял ветерок истинного обновления. Сюда же надо прибавить великолепные партитуры балетов, не уступающие великим достижениям западных композиторов, в том числе Гектора Берлиоза, чье влияние на русских композиторов было особенно значительным, — все это в сочетании с обращением к русским фольклорным мотивам воодушевляло и преисполняло восхищением французскую публику, плененную ритмическими контрастами, насыщенными гармониями, монументальными оркестровками и стилистическим блеском.

Тем не менее пугающий модернизм музыки Стравинского и хореографическая дерзость Нижинского в конце концов вызовут достопамятный скандал, когда шум в зале только что достроенного «Театра на Елисейских Полях» перекроет оркестр. Но это произойдет тремя годами позже, в 1913-м, 29 мая, во время премьеры «Весны священной». Публика не примет ни музыку, пронизанную гармоническими варваризмами эпохи русского язычества, ни хореографию: сам Нижинский, по мнению ценителей прекрасного, пускался там в дикарские пляски и поставил танцы, как выразился один критик, для «ползающих и карабкающихся на манер тюленей».

Среди прочих Амедео Модильяни сделает несколько карандашных портретов Стравинского, Нижинского и портрет маслом Льва Бакста.

То был настоящий театрализованный тарарам, явление непонятого шедевра, уже вписанное в длинный список громких скандалов, связанных с авангардом любой эпохи, снова и снова потрясающих мир литературы и искусства. «Весне священной» и в музыке, и в хореографии уготована судьба, аналогичная той, что в живописи выпала «Девушкам из Авиньона» Пикассо.

НЕГРИТЯНСКОЕ ИСКУССТВО

К началу XX века благодаря большим выставкам колониальных приобретений западная публика начала открывать для себя африканское искусство. Во время Парижской всемирной выставки 1889 года Поль Гоген и Винсент Ван Гог восхищались грубо обработанными маленькими статуэтками из дерева и слоновой кости, изделиями «дикарей», как тогда это называли, имея в виду племена коренных африканцев или австралийцев. Часто эти вещицы привозили в Европу моряки, миссионеры, исследователи, потом все это скапливалось в подсобках торговцев старьем.

Постепенно недоверие к этим обескураживающе смелым и подчас способным нагнать страху изделиям неведомых умельцев стало ослабевать. Уже в конце XIX века наметилось некоторое оживление интереса ко всему восточному, японскому, да и таитянский опыт Поля Гогена приучал умы французов к диковинкам, приходящим из экзотических мест, так что теперь настало время заинтересоваться новыми пределами’ Африкой, Океанией, дельтой Амазонки…

В Лондоне и Париже открывались выставки примитивного искусства народов с берегов Амазонки, африканского, полинезийского. В 1908 году антиквар венгерского происхождения Джозеф Бруммер, чей портрет в следующем году напишет Таможенник Руссо, открывает продажу изделий африканского искусства и образцов искусства Америки доколумбовой эпохи. В 1910 году критик Андре Варно в статье, напечатанной в журнале «Comœdia», в первый раз заводит речь о «негритянском искусстве». На следующий год поэт и антиквар Шарль Винье, до того интересовавшийся искусством Древнего Китая, а теперь занявшийся африканским, выставляет на обозрение свою коллекцию. А молодой Поль Гийом — будущий меценат, торговец картинами, среди которых и произведения Модильяни, однажды наткнувшись в доме своей прачки с Монмартра на маску из Бобо-Диуласо (ныне это город в Буркина-Фасо, во времена, о которых идет речь, он был частью Судана, а позже — с 1921 года — Верхней Вольты), уже тогда, хотя ему не было еще и двадцати лет, догадался, какой важный вклад в мировое искусство внесут подобные образчики племенного примитивизма, «способные многому научить» и несущие в себе не меньший эстетический заряд, чем архаическая скульптура Греции или фрески первых итальянских примитивистов.