Модильяни - [81]

В этой комедии положений стоит придерживаться фактов, рассматривая любую возможную версию событий, включая и те, детали которых Люния почти против собственной воли сообщает между строк: «Зборовский проявлял очень большое любопытство в отношении натурщиц своего подопечного». Сложно сказать, идет ли речь о профессиональном любопытстве, желании контролировать работу Моди, или здесь было что-то эротическое.

С другой стороны, действительно ли Люния ограничивалась тем, что сторожила за дверью? Или иногда нарушала запрет, влекомая иными, не относящимися к сеансу позирования, соображениями? И как реагировала на все это Ханка Зборовская?

Ню Модильяни при всем их эротизме никогда не были предметом вожделения. Хотя, вероятно, атмосфера, в условиях которой они создавались, была весьма щекотливой. Именно ню, наиболее живописные его детища, вызвали наибольшее количество пересудов и восторженных отзывов. Одним из самых известных стал «современный Боттичелли» — этим титулом Модильяни наградила Маргерита Сар-фатти. По словам Гюстава Кокио: «…лишь немногие рисунки Лотрека могут равняться с этим таким таинственным, таким великолепно бесстыдным искусством». Согласно мнению Джованни Шайвиллера, ню Амедео можно подразделить на две категории: «К первой относятся те, в которых ощущается, что Модильяни испытывал к прекрасным натурщицам не только художественный интерес… Ко второй, скажем так, более музыкальной, относятся те, которые не могут поколебать нравственных устоев добропорядочных буржуа».

А вот мнение Лионелло Вентури: «О ню Модильяни я слышал самые противоречивые мнения: кто-то прохаживается по поводу их целомудрия, а кого-то приводит в ужас их бесстыдство. Но никогда не возникало суждений о том, что женщины раздеты потому, что эти ню — часть природы. Они неотделимы от природы, даже если вместе с этим возникает ощущение какой-то фантастической реальности и цвета».

Тем не менее ню Модильяни — одни из самых эротических творений XX века. В изящных изгибах и впадинах, в линии бедер и груди таится таинственный и непостижимый ритм женского тела. Один из немногих давних поклонников Амедео, Франсис Карко, ощущал невероятную магию этих плавно струящихся линий: «Я видел, как рисовал Модильяни. Отчетливое ощущение оттенков цвета позволяло ему моделировать положение руки и плеча, чтобы получился чистейший контур юной груди. Он соединял все эти штрихи в одно ощутимое целое, возводя легчайший абрис лона на уровень душевного трепета, оживляя его…»

Клод Руа писал, что Модильяни превращал лицо или тело женщины в предмет искусства, не убирая ничего из его природной первозданности: «Его ню выражают эротизм, адекватное отражение которого можно обнаружить в самых высоких образцах мирового искусства. The nudest of nudes[44], как назвал это один американский критик. В картинах Возрождения, у Тициана или Джорджоне, обнаженное тело поражает своим величием, словно лучащимся от радости преображенной натуры. Это торжество несколько театрально, но оно всегда подвластно роскоши женского тела. У Рубенса и Йорданса триумф телесности в стиле барокко потакает чувственным потребностям человека. У художников XVIII века изображение обнаженного тела более раскрепощено, что приветствовалось общественным мнением той эпохи. В некотором смысле только Рембрандт и Гойя выразили в своих ню лиризм, который контрастировал с духом живописи того времени… Но если попытаться отыскать истоки эротизма, который был свойствен кисти Модильяни, то следует обратиться к другим итальянцам, обогатившим раньше его французскую художественную традицию: Никколо дель Абате и Приматиччо. Или к Энгру, замечательному художнику, который одним из первых изобразил удлиненные сладострастные шеи женщин-лебедей».

Выставив в 1863 году в Салоне свой «Завтрак на траве», Мане впервые превратил обнаженное женское тело в пафосный манифест. До тех пор ню имело какую-то маскировку — Vetfremdung[45], как сказал бы Брехт. Оно служило аллегорической иллюстрацией к мифологии, истории, литературе или географии. В любом случае речь шла о том, чтобы максимально «отдалить» обнаженное тело, вписать его в контекст уже не существующих эпох и цивилизаций, тем самым достигая отчуждения от живого эротизма.

Однако стремление мужского эротического воображения преобразить женское тело в художественной реальности, особенно в Италии, возвело этот жанр живописи на недосягаемую высоту. Более того, немало искусствоведов отмечают, что значительная часть завоеваний итальянского гуманизма в истории искусства заключена в серии женских изображений невероятной чувственности.

Рождение Венеры — один из мифологических сюжетов, который является эталоном ню на все времена. Когда этот сюжет стал избитым, Венеру заменили нимфы, дриады и амуры, чьи тела стали для художников неиссякаемым источником фантазий. Источником вдохновения зачастую служили и библейские истории, порою с сильным эротическим уклоном: Сусанна в купальне, за которой подглядывают старцы, Магдалина, кающаяся, но не забывающая о своей соблазнительности, волнующая блудница Далила или Саломея — почти девочка, самая пленительная из всех и самая порочная.