Модель инженера Драницина - [32]

— Ну дайте нам два номера.

— И желательно смежные, — нерешительно добавил мужчина.

— У нас только один номер, — проговорила особа, уничтожающе посмотрев на мужчину.

— Но что же нам делать, — пробормотал муж.

— Сходите в загс, — проскрипела дежурная, — и двери «Радости пролетария» для вас открыты.

Молодые люди понуро вышли из комнаты.

— Я вас слушаю, — обратилась дежурная к вновь вошедшему.

— Мне нужен номер, — проговорил вновь приехавший.

— Предоставьте справку из бани, что вы прошли санобработку, и я вас пущу.

— Но у меня ее нет.

— Ничего не могу поделать. Мы советская гостиница, а не буржуазные номера. Тифа мы не поощряем.

— Но что же мне делать?

Особа подумала и сказала:

— Разбудите коридорного, дайте ему рубль и он достанет вам справку. Он моется у нас за всех приезжающих.

Приезжий так и сделал.

Коридорный, весь какой-то выцветший, с мертвенно-белыми, как у прачки, руками от постоянного мытья в дезобане, дал ему справку, и через час приехавший уже расположился в небольшом номере, оклеенном грязными обоями. Закрыв дверь, он вытащил из бумажника смятую телеграмму и прочел:

«Папа рад. Наконец отыскал тебя. Жду. Приезжай. Выручай. Васька Клещ».

«Странно», — думал он. Но шифр был понятен. Читая телеграмму он отбрасывал первую букву и соединял два первых слова. Получалось «аппарат наконец отыскал».

Наутро приезжий зашел на почту, получил письмо до востребования, прочел его и пошел осматривать город.

Одной из городских достопримечательностей было кладбище. На нем было три могилы известных революционеров, сосланных некогда в Горохов. Черные чугунные памятники стояли криво. По цоколю полз лишайник, и ветер задумчиво шумел ветвями плакучих берез. Памятники и кресты вокруг были испещрены надписями. «О Павел, Павел, зачем ты меня оставил. Твоя до гроба неутешная вдова».

Человек задумчиво бродил по дорожке. Подойдя к огромному черному памятнику он наклонился и прочел: «Твоя унылая жена тебе верна, верна, верна». Кто-то карандашом подписал: «Ну и дура». А рядом, другим почерком было выведено: «В верность до гроба не верю».

Человек прочел надпись, вынул письмо, мельком взглянул на него и свистнул.

Немедленно из-за памятника выскочил мальчуган лет четырнадцати, это был Васька Клещ.

— Семен Семенович, — проговорил он, широко улыбаясь. — Приехали.

— Как видишь. Рассказывай.

Через час человек в пальто медленно шел по городу.

Придя в номер он сел к столу и задумался. Наконец в голове его сложился план. «Начну», — пробормотал он, выключая свет. Через минуту он вышел. Был вечер.

С календаря смотрело семнадцатое июля.

Глава XIV ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСПЫТАНИЙ БОБРИКОВА-ДУЖЕЧКИНА

Случай с кражей портфеля окончательно выбил из колеи Бобрикова. Везде и всюду он подозревал ловушку. Страх нарастал. Он почти переходил в манию преследования. Бобриков осунулся. Движения его стали нервны и порывисты. Он страстно жалел о прошлом и ему хотелось опять сидеть в стеклянной будке кассы, шуршать крыльями ведомостей и говорить: «Распишитесь, копейка за мной».

Но прошлое ушло. Возврата к нему не было.

Бобриков разучился мечтать и только иногда, в редкие минуты успокоенности в сознании билось: «миллион... Париж... женщины...»

Как увидеться с тетей Пашей, увидеться так, чтобы никто не знал, чтобы не было никаких подозрений. На этот вопрос Бобриков не умел ответить.

Если описать ее приметы и спросить где она живет...

Но ведь это рискованно. А вдруг заинтересуются — зачем да почему, сообщат ей и пойдет писать губерния. Если проследить за ней и зайти на дом... Но кто поручится, что дома его не задержат и не отправят в угрозыск...

При слове «угрозыск» Бобриков буквально обливался холодным потом.

Нет, решительно он попал в тупик.

Вечером семнадцатого июля Бобриков сидел дома. Назавтра был выходной день.

Он прикрыл дверь и достал из портфеля записную книжечку Драницина.

Который раз он читал короткие записи и всегда глухая тоска о иной жизни, могучее дыхание какой-то огромной чужой тайны обжигало мозг. Так было и сегодня.

— Можно к вам, — раздалось за дверью, и на пороге, не дождавшись ответа, показался Тихон Петрович.

Бобриков поспешно закрыл книжечку и положил сверху газету.

— Как живете? — спросил Тихон Петрович, усаживаясь возле стола. — А слышали новость? В Москве, говорят, открыли убийство, и представьте себе, что преступник фотограф. Не думаете ли вы, что после такого факта всех фотографов возьмут, так сказать, под особое подозрение? А еще слышал я, — продолжал он, — что едет к нам комитет из трех инженеров, на предмет уничтожения нашего города и построения нового.

И Тихон Петрович начал нести несусветную околесицу. Все в ней сводилось к одному, что теперь-то уж обязательно доберутся, а город сокрушат.

Бобрикову было как-то не по себе. Он прошелся по комнате раз, другой и остановился около постели.

— А, у вас газетка свеженькая, — промолвил Тихон Петрович. И прежде чем Бобриков успел что-либо сообразить, фотограф взял газету.

Лампа льет ровный свет. На черной клеенке стола лежит записная книжечка в коричневой обложке, на корочке отчетливо видны три золотые буквы СВД.

— А-а-а-а, — раздался вопль, — СВД, — и Тихон Петрович почти без чувств повалился набок.