Глава VIII
ПРОИСШЕСТВИЕ НА ПЕРЕГОНЕ ГРАДОВСК—АНДРЕЕВКА
В вагоне номер два спят.
Но вот из купе выходит высокий военный, он без фуражки, в подтяжках, на ногах мягкие туфли.
— Скажите, когда мы будем на станции Андреевка, — спрашивает он, заглянув к проводнику.
Проводник вскакивает с койки, достает справочник, ищет станцию. Военный садится на койку и задумчиво пускает клубы дыма.
— Курите, — предлагает он проводнику.
Проводник не отказывается. Он с наслаждением затягивается дорогой папиросой.
— В Андреевке будем через два часа пятьдесят минут, — говорит он.
— Так, так — повторяет военный. — Спасибо, пойду спать. Вы меня, пожалуйста, в Андреевке разбудите. — Он встает и, шаркая туфлями, уходит.
Странно, почему у проводника кружится голова?
— Неужели заболел, — думает он, делая последнюю затяжку.
Однотонно стучат колеса. Проводник бессмысленно смотрит на фонарь, стоящий на столе. Фонарь качается и плывет, а вслед за ним плывет стена, раскачивается потолок. Он хочет встать и не может, руки и ноги не слушаются. В ушах звенит.
Однотонно стучат колеса.
Проводник тяжело валится на койку и засыпает глубоким нездоровым сном.
Приоткрывается дверь, высокий человек подкрадывается к койке, склоняется над спящим, окликает его. Проводник не слышит. Человек улыбается и шепчет: «Готов».
А в купе номер три коренастый коротыш, засучив рукава, с осторожностью, которую трудно предположить в этом человеке, занимается странным делом.
Небольшое сверло бесшумно сверлит стенку купе.
— Готово? — спрашивает высокий военный, закрывая за собой дверь.
Коротыш утвердительно кивает и достает из открытого чемодана небольшой баллон с резиновой трубкой. Трубка вставляется в отверстие. Открывается маленький эбонитовый кран. В купе слышен сладковатый запах хлороформа.
— Вставляй глубже, — шепчет высокий.
Через минуту баллон пуст.
Высокий небольшим сверлом дырявит стену. Один, два, десять отверстий. Каждое затыкается маленькой пробкой.
— Можно начинать, — шепчет коротыш.
— Через час десять минут — Андреевка, — отвечает высокий, глядя на часы. — Надо торопиться.
Маленькая пилка беззвучно режет стенку купе, соединяя чуть заметные отверстия сплошной линией. Зажав носы платками оба тяжело наваливаются на стенку, она скрипит и, качнувшись, с легким треском падает. Высокий военный пролезает в соседнее купе. На верхней койке, широко раскинув руки, лежит агент, а внизу, укрывшись с головой одеялом, тяжелым нездоровым сном спит Драницин. Коротыш открывает окно. Приторный запах хлороформа уплывает на улицу. Высокий военный достает из кармана две веревки. Быстро связывает агента. А коротыш тем временем обыскивает чемоданы.
— Есть, — шепчет он, — вот она.
Оба смотрят на небольшой стандартный чемодан. Под ручкой металлическая пластинка с надписью СВД, а внутри на темной обивке, тускло поблескивая медью и никелем деталей, лежит странной конструкции аппарат.
— Это она, — торжествующе роняет высокий.
А коротыш, скользнув взглядом по дивану, видит, что в углу лежат карманные часы. Осторожно оглядываясь на высокого, он быстро берет их.
В это время высокий оборачивается.
— Ты что, — приглушенно говорит он. — Опять за старое. Разве не помнишь условие — ничего не брать, кроме чемодана.
— Да я... — растерянно говорит коротыш.
Высокий резко ударяет по руке своего компаньона. Часы падают.
— Так-то лучше, — говорит высокий, — собирайся. Осталось двадцать минут. — Коротыш, виновато улыбаясь, закрывает чемодан, обвязывает его ремнем. Ни он, ни высокий не заметили, что часы упали внутрь чемодана.
Поезд шел медленно. Был подъем.
Высокий наклонился к окну и, не открывая занавески, в щелку вглядывался в ночную тьму. Казалось, он чего-то ждал, к чему-то прислушивался. Вдали неожиданно мелькнули две огненные точки и погасли.
— Здесь, — прошептал высокий. — Слушай.
Оба прильнули к занавескам.
Где-то впереди раздался глухой взрыв.
— Петарды, — вздрогнул машинист и рука повернула рычаг тормоза. Состав качнулся. Паровоз еще тащился по инерции. С каждым оборотом все медленнее вертелись колеса.
— Вот чертовы дети, — выругался машинист, спрыгивая на землю, — сигналы выставят и путают. Видно, путь перебирали.
Ночь была темная.
— Ничего не пойму, — зябко поеживаясь отвечал помощник. — Пойду посмотрю. А это, верно, с вечера забыли. Работали и оставили. Тронемся полегоньку, а там увидим.
Поезд медленно пошел вперед. Дорога была исправна. За поворотом вдали зеленым глазком вздрагивал семафор и светились редкие огоньки далекой станции.
А через кустарник, в сторону от полотна пробирались двое. У человека ныла рука. Он неловко повернул ее, спуская в окно инженера. И теперь тупая боль ломила предплечье. За плечами неподвижно лежал инженер. Идти было тяжело. Рядом, размахивая чемоданом, бежал коротыш. В стороне приглушенно прогудела автомобильная сирена и совсем недалеко вспыхнули и погасли лучи фонарей.
— Здесь, — облегченно вздохнул высокий.
Вышли на проселочную дорогу. Коротыш пронзительно свистнул. Навстречу выскочил человек в кожаном пальто и шлеме.
