Мода на короля Умберто - [69]

В следующей комнате не было ничего, кроме голой кроватной сетки, прислоненной к стене. Лучом фонаря Альбина отыскала выключатель. От вспыхнувшего света в разбитое окно сразу же вылетела птица. Альбина посмотрела вверх, под потолком было гнездо ласточки. Несколько крохотных головок высовывались из него.

Привлеченная огнем, влетела медно-рыжая бабочка с черными крапинами, покружилась и села на Альбину. Тень с бабочкой на макушке, неправдоподобно огромную, она увидела на стене. Так же неожиданно, как села, бабочка поднялась и опустилась в пустой аквариум, прикрепившись к зеленоватой стенке. И соединила крылышки.

В последней комнате оконные стекла тоже были выбиты. Скорее всего, птицами, которые спасались от ястреба.

Альбина закрыла пустые рамы. Краем глаза она увидела что-то светлое под окном. И не захотела признаться себе, что там лежала мертвая змея — желтым брюхом вверх.

Альбина выключила свет и легла на одну из голых кроватей.

Ей приснилось, что сюда, в журавниковскую дичь, брошенную даже егерем, пришла ее мать, чтобы ободрить и защитить.

35

Птичья возня на чердаке заставила открыть глаза.

Уже рассвело. Но дом был по-прежнему пуст. Под окном все так же лежала мертвая змея.

Вспомнилась сказка про девочку, которая забрела в дом медведей… Альбину же никто не потревожил, и это вселило в нее чувство хозяйки. Лелея его в себе, она двинулась на осмотр владений.

Со двора хорошо виднелся конек крыши. На нем, по всей длине, сидели голуби: под солнцем плавные продолговатые тела отливали перламутром. Завидя человека, они с шумом взлетели, приземлившись поблизости, в загоне, опоясанном сеткой. Тут серые гуси и кряквы что-то клевали. Между ними прохаживался селезень.

Он уже начал линять. От великолепного зеленого воротника уцелело несколько жалких перышек. Неряшливый вид бывшего утиного сердцееда подтверждал еще одну старую истину: вот что значит стать одомашненной птицей — всегда при подруге, вечно у нее на глазах, обабился, опустился, превратился в подкаблучника, а дикие собратья, отпировав свадьбы, давно вернулись к холостяцкой жизни. И линяют себе там, где их никто не видит.

Возле тростникового шалаша под ногами у взрослых путались темно-желтые утята.

Гусиное население загона вдруг отделилось от крякв и гурьбой остановилось напротив Альбины. Писк да и несчастный вид гусей говорил о том, что они истосковались по воде, что им не мил белый свет. Купель, выбитая в земле, давно пересохла, а ведра и тазы, расставленные на земле, пусты. Начинался длинный день, который, как и предыдущий, обещал быть жарким. За что безводная пытка плавающим птицам?!

Шесть ведер из колодца — и купель ожила. Кряквы окружили ее, полоща клювы. Еще одно ведро Альбина поставила у плетня. Гуси кинулись к нему, перегоняя один другого.

Последним Альбина наполнила таз. Возле него сразу же выстроилась длинная гусиная очередь. Сначала птицы пили, а потом самая находчивая гусыня, наверно самая главная, — Альбина назвала ее Лукерьей Егоровной за сходство с институтской буфетчицей, — залезла в таз и, расположившись, как в ванне, стала чистить перышки клювом. Остальные терпеливо ждали. Закончив туалет, Лукерья Егоровна вышла, и таз тут же заняла другая.

Гоготанье прекратилось, когда выкупался последний гусь.

Потом птицы чистились на суше, расправляли короткие крылья, трясли хвостами.

Через некоторое время к тазу подошли цесарки, презрительные и чопорные, выхватили плавающие зернышки и, судача, удалились.

Огород тоже изнывал от жары. По капустным кочанам и цветущей редиске он угадывался на заросшей земле. Почти вплотную к нему подступал донник, в его благоухающе-желтых зарослях можно было скрыться с головой.

И здесь раздавалось воркование голубей, но пение иволг перекрывало все. То было настоящее царство птицы-флейты. Если бы не тревожащая мысль о егере, Альбина чувствовала бы себя счастливой.

На его домике по-прежнему висел замок. Знак качества и цена «5-45», впечатанные в литую поверхность, придавали замку большую основательность.

Альбина направилась к берегу и тут впереди, на тропе, увидела человека. В фуражке с лесной эмблемой. Испуг ли, удивление ли выразили его глаза?.. Их выражение Альбина почему-то связала с видом мертвой змеи. А затем и со странной комнатой, куда никто не явился. И с облегчением подумала: испытание одиночеством кончилось!

— Ну и попадет же вам от директора, — сказала Альбина.

Глаза Петрухина сделались виноватыми.

— Любовь зла, — посочувствовала Альбина.

Возле домика егерь как будто пришел в себя.

— Ночевать не страшно было? — уже тоном старшего спросил он.

— Ничуть, — обманула Альбина, предпочитая не вспоминать лунатическое оцепенение, которое охватило вчера. — А чего бояться?..

— Ну как… Сумасшедшие сбегают из дурдома.

— Ну и пусть сбегают, — ответила Альбина, не понимая, почему, собственно, это ее должно касаться.

— Неподалеку здесь… За шлюзом… А прячутся у нас…

Альбина открыла рот, и Петрухин, сообразуясь со своим понятием уважливости и расположения к гостю, честно перечислил опасности, которые еще могут подстерегать в большом доме:

— Мыши бегают, змеи вползают. — И чтобы быть честным до конца, добавил: — А еще свояк дурака валяет… Пьяница. Сестра там вещи прячет, сама иногда ночует.