MOBY. Саундтрек моей жизни - [115]

Когда я учился в младшей и средней школе, одним из самых ярких событий года была ежегодная поездка в Нью-Джерси, где я проводил несколько дней в доме престарелых у бабушки. Мы с мамой ехали в Нью-Джерси в «Шеви-Веге», которую ей купил мой дедушка, подпевали песням Eagles, Донны Саммер и Bee Gees, а мама, открыв окна, курила сигареты «Уинстон».

Большинству жителей дома престарелых возраст не позволял плавать, поэтому несколько часов в день я плавал в бассейне один.

Бабушка умерла, когда мне было двадцать два.

Кирпичный кондоминиум для престарелых, где жила моя бабушка, построили в шестидесятых, и там был кондиционер; кроме того, для всех жителей был открыт бассейн. Я любил бабушку, но готов был ездить в Нью-Джерси чисто для того, чтобы поспать с кондиционером и поплавать в бассейне, потому что дома у нас не было ни того, ни другого. Мой отец был единственным ребенком в семье, а я – единственным внуком. Бабушка любила меня и баловала, когда мы приезжали к ней, – покупала всю ту еду, на которую у нас с мамой не хватало денег дома. Днем я плавал в бассейне с самого открытия в восемь утра и до закрытия в шесть, прерываясь только для того, чтобы попить «Кока-колы» и поесть фруктового льда и вкусного печенья, которое покупала бабушка. Большинству жителей дома престарелых возраст не позволял плавать, поэтому несколько часов в день я плавал в бассейне один.

Бабушка умерла, когда мне было двадцать два. На небольшое наследство, которое она мне оставила, я купил сэмплеры и синтезаторы, с помощью которых сделал свои первые записи. А еще она была последовательницей христианской науки, никогда не пила и не принимала наркотиков.

– У меня все еще похмелье, – сказала Ванесса, растягивая слова, как в континентальной части Флориды. По радио заиграла Enter Sandman, и мы проехали мимо поворота к бабушкиному дому, распевая Metallica.

Мы доехали до экспресс-шоссе Атлантик-Сити, и я стал читать рекламные щиты, прикидывая, сможем ли мы сходить на чей-нибудь концерт.

– Кристал Гейл! – воскликнул я. – С Эдди Рэббиттом!

– Шестнадцатое сентября, – кивнула Ванесса.

– А сегодня у нас что? – спросил я.

– Какое-то августа. По-моему.

– Лайонел Ричи! REO Speedwagon! – закричал я.

– Нил Даймонд! – вскричали мы вместе.

– Обожаю Нила Даймонда, – сказал я. – Когда он играет?

– Двадцатого сентября, – ответила она.

– Вот жопа.

В конце концов рекламные щиты Атлантик-Сити перешли в сам Атлантик-Сити.

– Да, ты права, – сказал я, когда мы проехали мимо магазина старьевщика рядом с заброшенной парковкой, – дыра порядочная.

– Где нам остановиться? – спросила Ванесса.

– Мне все равно.

– Вот «Дэйс-Инн». Может, там?

Мы припарковались, заперли угнанную машину и прошли в фойе.

– У вас есть что-нибудь? – спросил я женщину на ресепшне.

– Ага. Вам нужна комната?

– Да, пожалуйста, – сказал я.

– Он такой вежливый, – улыбнулась Ванесса. – Он христианин.

Женщина-администратор безразлично покачала головой и протянула нам ключ от номера.

– Лифт дальше по коридору, – сказала она. – Удачной вам ночи.

– От этой простыни мы точно подхватили гепатит, – сказала Ванесса, когда мы закончили.

– И что нам теперь делать? – спросил я. – Сейчас только полночь.

– Пойдем в казино и напьемся.

Фойе было бежевым, там стояли несколько диванов с клетчатыми шотландскими покрывалами. Рядом с лифтом была стойка с рекламой местных казино и комиссионных магазинов.

– Жалко, тут нет борьбы с аллигаторами, – сказала Ванесса.

– Мы не во Флориде, – напомнил я ей.

Мы нашли лифт и поднялись на четвертый этаж.

– Это похоже на гастроли? – спросила Ванесса, пока мы шли по багровому ковру в коридоре.

– За вычетом тур-менеджера и более приятных гостиниц – ага, – сказал я.

В номере мы включили кондиционер, разделись и занялись сексом на жесткой зеленой простыне.

– От этой простыни мы точно подхватили гепатит, – сказала Ванесса, когда мы закончили.

– И что нам теперь делать? – спросил я. – Сейчас только полночь.

– Пойдем в казино и напьемся.

Мы вышли из «Дэйс-Инн» и пошли мимо пустых парковок, где сквозь трещины в асфальте пробивалась трава, мимо стриптиз-клубов, из открытых дверей которых гремели хип-хоп и кантри, мимо новых отелей Трампа, мимо запертых комиссионок, и в конце концов оказались в «Отеле и казино Мерва Гриффина».

Бар был серебряно-голубым и совершенно пустым. Престарелый бармен сидел возле кассы и читал New York Post. Он сделал «Столичную» с содовой и долькой лимона для меня и мартини с двумя оливками для Ванессы.

Мы сели за столик и за минуту покончили с нашими напитками.

– Схожу еще принесу, – сказала Ванесса. Вернувшись, она поставила на стол четыре бокала. – Я принесла нам по две порции, чтобы не пришлось лишний раз стоять в очереди, – сказала она, показывая на пустую серебряно-голубую комнату. Я выпил вторую водку с содовой, потом третью и огляделся. Это был мой эксперимент – по крайней мере, я так решил. Я, бывший лектор по изучению Библии, напиваюсь с подружкой-стриптизершей в казино в час ночи в воскресенье. Я убеждал себя, что я пьяный антрополог, а не испуганный алкоголик с расстройством привязанности.

– Мне надо пописать, – сказал я.