Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах - [26]
В историографии справедливо отмечается, что выглядевшая подобным образом «империя Помпилиуша» напоминала не столько Римскую империю, сколько современную Кадлубку Священную Римскую империю, также являвшую собой конгломерат разных по статусу политий. По замечанию польского исследователя М. Карпа, дело здесь не только в том, что устройство Священной Римской империи было хорошо известно Кадлубку, имевшему возможность рисовать древнюю державу лехитов по образцу современной ему империи, но и в том, что плюралистическая политико-административная структура Священной Римской империи соответствовала политическим идеалам магистра Винцентия как идеолога малопольского можновладства[232]. Не менее важным обстоятельством, способствовавшим артикуляции сходства двух империй, было и то, что посредством родства Помпилиуша с Юлием Цезарем апелляция к римскому наследию в случае с Польшей выглядела ничуть не менее убедительной, чем в случае со Священной Римской империей. Таким образом, можно говорить о сознательном использовании магистром Винцентием элементов идеологии «translatio imperii» для защиты польских интересов перед лицом могущественного политического конкурента[233].
Историческая схема Винцентия Кадлубка, в основе которой лежала идея «квазиримской» империи лехитов, была воспринята последующими историками и стала основой средневекового польского исторического нарратива. Так, в конце XIII в. история империи лехитов была воспроизведена в созданной в Любёнжском монастыре в Силезии так называемой «Польско-силезской хронике»[234], а также в «Великопольской хронике», в первоначальном виде написанной, как полагают многие исследователи, вскоре после коронации Пшемысла II (1295 г.)[235] — эпохального события, ознаменовавшего собой возрождение Польского королевства после длительного периода политической раздробленности[236]. Авторы этих хроник заметно упростили и сократили повествование магистра Винцентия, преобразовав его из диалогической формы в обычный нарратив, а также убрав свойственные труду Кадлубка риторические детали и разного рода экскурсы и отступления. В результате получилось сжатое и более доступное для понимания обычным читателем изложение польской истории, к которой силезский и великопольский авторы добавили собственное повествование о событиях XIII в.
Примечательно, что при этом иногда получали дополнительное развитие «античные» элементы исторической концепции Кадлубка, еще теснее связывавшие империю лехитов с классической древностью. Так, автор «Великопольской хроники» постарался, насколько это было возможно, ввести историю империи лехитов в контекст античной и библейской истории, добавив в повествование соответствующую относительную хронологию. Легендарный Крак выступает в «Великопольской хронике» современником библейского «короля Ассуера» («Книга Есфирь»), обычно отождествляемого с персидским царем Артаксерксом I (465–424 гг. до н. э.) из династии Ахеменидов[237]. Также хронист счел нужным сообщить, что на время правления в державе лехитов Лешека III приходится рождение Христа, и что Лешек правил до эпохи римского императора Нерона[238]. Таким образом, политическая история древней Польши обретает в «Великопольской хронике» ясное хронологическое начало и последующую четкую хронологическую канву, тем самым в полной мере становясь частью всемирной истории.
Еще дальше на пути антикизации происхождения поляков пошел в начале XIV в. автор «Хроники Дзежвы»[239], судя по всему, являвшийся краковским францисканским монахом[240]. Подобно автору «Великопольской хроники», при описании древнейшей истории Польши Дзежва использовал историческую схему Винцентия Кадлубка, ооснованную на представлении о существовании в древности обширной империи лехитов. Однако Дзежва отнюдь не ограничился пересказом содержания событийной канвы, извлеченной из сочинения магистра Винцентия, а существенно дополнил сюжеты, связанные с происхождением поляков. Вероятно, эти сюжеты вызывали особый интерес ученого францисканца, создававшего свой труд в начале правления Владислава Локетка — сначала краковского князя (1306–1320 гг.), а затем польского короля (1320–1333 гг.), успешно осуществлявшего в начале XIV в. процесс воссоединения польских земель под эгидой Кракова[241].
Первое, что бросается в глаза в этом замечательном произведении польской исторической мысли, — детальная проработка библейской генеалогии поляков, что, несомненно, являлось значительной новацией, ведь и в труде Кадлубка, и в первоначальной редакции «Великопольской хроники» история праполяков-лехитов была прослежена лишь с античной эпохи, со времен древних галлов. Согласно Дзежве, прародителем поляков был праотец Вандал. Таким образом, Дзежва совершенно иначе, нежели Кадлубек, подошел к распространенному в Средневековье отождествлению поляков с вандалами. Если для Кадлубка поляки именовались вандалами в честь дочери Крака Ванды, то для Дзежвы поляки — это потомки Вандала, то есть «вандалиты»[242]. Это позволяет считать Дзежву родоначальником нового — «вандальского» — эпохалистского мифа, с тех пор прочного вошедшего в польскую историческую мысль.
