Многоярусный мир: Ярость рыжего орка. Лавалитовый мир. Больше чем огонь - [2]

Подростки, лечившиеся у Порсены, говорили, что он настоящий колдун, обладающий властью над магическими силами и какими-то непонятными духами.

Доктор собирался что-то сказать, но его прервал звонок интеркома, расположившегося рядом с лампой. Порсена нажал клавишу и раздраженно произнес:

— Винни, я же просил! Никаких звонков!

Но у Винни, красивой чернокожей секретарши, сидевшей за столом по другую сторону стены, очевидно, на этот счет было другое мнение.

— Извини, парень, — доктор развел руками. — Это займет не больше минуты.

Джим почти не прислушивался к разговору — он смотрел в окно, загороженное, как и все окна здесь, железной решеткой с толстыми прутьями. Психиатрическое отделение и кабинет Порсены помещались на третьем этаже. Сквозь просветы между домами Джим видел верхушки зданий на набережной реки Тари, которая милей южнее впадает в реку Махонинг. Он также разглядел шпили церквей святого Фобиана и святого Стефана. Вероятно, мать сегодня пойдет к утренней мессе. Утро — единственное время, когда у нее есть возможность посещать церковь, ведь она работает на двух работах, частично из-за него, Джима. Пожар уничтожил все, кроме портрета дедушки, который успели вынести из дома. А теперь родители переехали в относительно дешевую меблированную квартиру за несколько кварталов от старого дома, с точки зрения Эрика Гримсона, слишком близко к району, населенному венграми. Подобная неблагодарность свойственна его отцу. Родственники Евы — а фактически вся мадьярская община — собрали деньги, чтобы помочь их семье, оказавшейся в столь бедственном положении. Это был примечательный факт, потому что благотворительная деятельность за последние несколько лет заметно утихла из-за экономического кризиса в районе Янгстауна.

В свое время у Гримсонов не хватило средств на страховой полис, который покрывал бы все убытки, связанные с ущербом, причиненным их собственности. И хотя от пожара дом застраховали, страховкой не предусматривалась выплата, если пожар произошел в результате стихийного бедствия. А имело оно место или нет, еще не установили.

Разумеется, Эрик Гримсон не мог позволить себе адвоката, но один из кузенов Евы, юрист, взялся вести это дело. Если он выиграет, то десять процентов от выплаченной страховки принадлежат ему, а если проиграет, то ничего не получит. Это участие в деле было тоже своеобразным пожертвованием — не столько из клановой солидарности, сколько из жалости к двоюродной сестре. То обстоятельство, что она вышла замуж не за мадьяра, который к тому же оказался нищим лодырем и бывшим протестантом, а ныне — атеистом, само по себе скверно. Но потерять дом, все имущество и вдобавок иметь сына-психа... Хоть он и адвокат, но у него доброе сердце.

Лечение Джима обеспечивала медицинская страховка, но квартальные взносы по ней были очень высокими. Чтобы выплачивать их, Ева Гримсон взяла еще одну работу. Оба раза, когда мать навещала Джима, она выглядела очень усталой, исхудавшей, с глазами, обведенными черными кругами. Джим почувствовал себя таким виноватым, что предложил бросить лечение. Но мать на это не согласилась. Ведь перед ее сыном стоит выбор — пройти курс лечения или сесть в тюрьму. Окружной прокурор намеревался судить его как совершеннолетнего, что означало бы более суровый приговор. Ева готова на все, лишь бы не допустить судебного разбирательства. Кроме того — хотя мать этого и не сказала — она нисколько не сомневалась, что Джим на самом деле сумасшедший и останется таким, если в его судьбу не вмешается психиатр.

Отец его не навещал — и Джим вовсе не хотел его видеть. Эрик стыдится того, что у него «чокнутый» сын. Люди могут подумать, будто у Гримсонов, черт побери, это наследственная болезнь. Может, это касается Евы — ведь все венгры сумасшедшие.

На самом деле Джиму очень повезло, что его так быстро поместили в клинику. Из-за нехватки фондов в районе средства на лечение лиц с психическими расстройствами здорово сократили, так что ему полагалось оказаться в хвосте длинной очереди ожидающих. Почему он попал в разряд избранных? Наверняка тут использовал свое влияние дядя Сэма Выжака, судья. А может, и кузен-адвокат немного постарался. И хотя доктор Порсена не скажет ни слова о том, как Гримсону удалось перескочить через головы остальных, он, возможно, тоже приложил к этому руку. У Джима сложилось впечатление, что психиатр считал его случай очень интересным из-за той старой истории со стигматами и галлюцинациями. Но, скорее всего, он чересчур много о себе вообразил. Подумаешь, еще одна бестолочь из семьи «синих воротничков», беспородный тупоголовый венгр-панк.

Доктор Порсена наконец положил трубку.

— Итак, я предлагаю тебе — и учти, здесь, в клинике, не применяется никакого давления или принуждения — сразу попробовать тот метод лечения, в котором мы добились больших успехов.

Говорил доктор Порсена очень быстро, но четко. Его речь отличалась почти полным отсутствием всяких пауз и «э-э», «м-м», «ну», «значит».

— Метод это нелегкий; легкого лечения не бывает. Кровь, слезы, пот. И, как при всяком лечении, успех зависит в основном от тебя. Это означает, что тебе нужно захотеть справиться со своими проблемами.