Многоярусный мир: Создатель Вселенных. Врата мироздания. Личный космос. За стенами Терры - [7]

Некоторое время Вольф не мог выпутаться из паутины мыслей. В речи русалки было что-то знакомое, так же, как в речи зебриллы — это новое слово Роберт придумал для того гориллы — и женщины. Вольф не узнал никаких отдельных слов, но звуки и взаимодействующая высота тонов разворошили что-то в его памяти. Но что? Их язык, безусловно, ему не приходилось изучать. Не напоминал ли он один из живых языков Земли, не слышал ли Роберт его в записи или в кино?

Рука сомкнулась на его плече, подняла его и развернула кругом. Готическая морда и пещерные глаза зебриллы приблизились к его лицу, и в ноздри ему ударило сивушное дыхание. Зверь заговорил, и из кустов вышла женщина. Она медленно подошла к нему, и в любое другое время у Вольфа перехватило бы дыхание при виде ее великолепного тела и прекрасного лица. К несчастью, сейчас ему было тяжело по иной причине. Гигантская обезьяна легко могла швырнуть его в море со скоростью даже большей, чем та, что недавно продемонстрировали русалки, когда нырнули. Или же огромная рука могла сжаться, дробя его кости.

Женщина что-то сказала, и зебрилла ответил. Вот тогда-то Вольф и понял несколько слов. Их язык оказался родственным догомеровскому греческому, микенскому.

Вольф не разразился речью, заверяя их в своей безвредности и добрых намерениях, хотя бы потому, что был слишком ошарашен и не способен мыслить достаточно ясно. К тому же, его знание греческого языка периода, даже близкого к эолийско-ионическому диалекту слепого аэда, ограничивалось необходимым минимумом.

Наконец Роберт сумел издать несколько неподходящих фраз, не столько заботясь о смысле, сколько пытаясь выразить свое миролюбие. Послушав его, зебрилла крякнул, сказал что-то девушке и опустил Вольфа на землю. Тот облегченно вздохнул, хоть и поморщился от боли в плече.

Огромная ручища монстра была могучей. Если не считать ее величины и волосатости, рука выглядела человеческой.

Женщина дернула его за рубашку. Лицо ее выдавало легкое отвращение. Только позже Вольф понял, что отталкивало ее: она никогда раньше не видела толстого старика. Более того, ее озадачила одежда. Она продолжала тянуть его за рубашку. Роберт не стал ждать, когда она попросит зебриллу, и стащил ее сам. Она с любопытством посмотрела на рубашку, понюхала ее, сказала: «Уй! — а затем сделала какой-то жест.

Хотя Роберт предпочел бы не понять ее и совсем не рвался подчиняться, он решил не перечить. Не было никакой причины расстраивать ее, а, главное, зебриллу. Вольф сбросил одежду и ждал новых приказаний. Женщина визгливо рассмеялась, зебрилла ответил лающим хохотом и ударил себя по бедру огромной ручищей так, что раздался звук, словно от рубящего дерево топора. Он и женщина обняли друг друга за талию и, истерически смеясь, пошли, пошатываясь, вперед по пляжу.

Взбешенный, униженный, опозоренный, и все же благодарный, что остался цел, Вольф снова надел брюки. Подобрав нижнее белье, носки и ботинки, он поплелся по песку обратно в джунгли. Достав рог из потайного места, он долгое время сидел, гадая, что делать. Наконец он заснул.

Он проснулся утром с затекшими мускулами, голодный, страдающий от жажды.

Пляж ожил. К виденным ночью русалкам прибавилось несколько больших тюленей с ярко-оранжевыми шкурами. Они плюхались взад-вперед по песку в погоне за янтарными шарами. Человек с выступавшими изо лба бараньими рогами, мохнатыми ногами и коротким козлиным хвостом преследовал женщину, похожую на ту, которая была с зебриллой, только волосы у нее были желтыми. Она бежала, пока рогатый человек не прыгнул на нее и, смеясь, не повалил на песок. То, что случилось после, показало Вольфу, что эти существа, вероятно, столь же не ведали чувства греха и сдерживающих начал, как Адам и Ева.

Это казалось интересным, но зрелище завтракавшей русалки пробудило в нем более насущные желания. Русалка держала в одной руке овальный желтый плод, в другой полусферу, похожую на скорлупу кокосового ореха. Женский двойник мужчины с бараньими рогами сидел на корточках у костра всего лишь в несколько ярдах от Вольфа и жарил на конце палки рыбу. Запах вызвал у Вольфа слюну во рту и урчание в животе.

Сперва он должен напиться. Поскольку единственной влагой в поле зрения была вода океана, Вольф вышел на пляж и зашагал к прибою.

Его приняли именно так, как он ожидал: удивление, отступление, в какой-то степени опасение. Все прекратили свои занятия и уставились на него. Когда Вольф слишком приближался, его встречали широко раскрытые глаза, разинутые рты и отступление. Некоторые из существ мужского пола, оставшись на месте, выглядели так, словно готовы были бежать, если он скажет «кыш». Хотя он и не испытывал желания бросить им вызов, поскольку самый маленький обладал мускулами, способными легко одолеть его усталое старое тело.

Он вошел до пояса в прибой и попробовал воду на вкус. Он видел, как другие пили, и надеялся, что она окажется приемлемой. Вода оказалась чистой и свежей, она обладала сильным, незнакомым привкусом.

Напившись до отвала, Вольф почувствовал себя так, словно ему перелили кровь. Он вышел из океана и поплелся назад по пляжу, в джунгли. Все вернулись к своей еде и развлечениям, и хотя следили за ним наглыми прямыми взглядами, ничего ему не сказали. Вольф улыбнулся, но это, казалось, вспугнуло их. В джунглях он поискал и нашел такие же плоды и орехи, как те, что ела подруга фавна. Желтый плод по вкусу напоминал грушевый пирог, а мякоть внутри псевдококосового ореха — очень нежное мясо, смешанное с мелкими кусочками грецкого ореха. После еды Вольф чувствовал себя вполне удовлетворенным, за исключением одного: он жаждал покурить. Но табак был единственным, что, кажется, отсутствовало в этом раю.