Многоярусный мир: Создатель Вселенной. Врата мироздания - [9]

Сначала ему казалось, что они говорят о Творце, что было довольно странным. Насколько он мог судить, у этих созданий не существовало никаких религий и, естественно, никаких специфических ритуалов и таинств.

— Кто такой Господь? — спрашивал он, решив, что, наверное, неправильно понял их слово «ванакс»; возможно, оно могло иметь какое-то иное значение, чем у Гомера.

Ипсевас, зебрилла, самый интеллигентный из всех, кого он до сих пор встретил на берегу, ответил так:

— Он живет на вершине мира за пределами Океаноса.

Он показал вверх и через море, на горный кряж по другую сторону.

— Господь живет в прекрасном и неприступном дворце на вершине мира. Именно он — тот, кто создал этот мир, и создал нас. Бывало, раньше он часто спускался повеселиться с нами. Мы поступаем, как велит нам Господь, и играем с ним. Но мы всегда испытываем страх перед ним. Если он рассердится или будет недоволен, то, вероятно, убьет нас. Или еще чего похуже.

Вольф с улыбкой кивнул. Так значит, Ипсевас и другие имели почти такое же объяснение происхождения или функционирования своего мира, как и народы его Земли. Но у пляжников была одна черта, отсутствующая в оставленном мире Вольфа. У них имелось по этому поводу одно мнение. Все, кого бы он ни спрашивал, давали ему точно такой же ответ, что и зебрилла.

— Такова воля Господа. Он создал мир, создал нас.

— Откуда ты знаешь? — спросил Вольф, не ожидая чего-либо большего, чем слышал в таких случаях на Земле, но ему вдруг преподнесли сюрприз.

— О, так нам рассказывал Господь, — ответила русалка Пайява. — Об этом говорят все. Кроме того, мать мне тоже рассказывала. А уж кому знать, как не ей? Господь создал ее тело, она помнит, когда он делал это, хотя это было давным-давно.

— В самом деле? — переспросил Вольф, гадая, не морочит ли она ему голову. — И где же твоя мать? — настойчиво продолжал выспрашивать он. — Я хотел бы с ней поговорить.

— Где-то там. — Пайява махнула рукой на запад.

«Где-то» здесь могло означать тысячи миль, потому что он понятия не имел, насколько далеко простирается пляж.

— И как давно это было? — поинтересовался он.

Пайява наморщила свой прекрасный лоб и поджала губы. «Очень сексапильные, — подумал Вольф. — И что за тело!»

Возвращение молодости несло с собой и возвращение всех желаний, присущих крепкому и здоровому мужскому телу.

Пайява улыбнулась ему в ответ и сказала:

— Ты проявляешь интерес ко мне, не так ли?

Он покраснел и ушел бы прочь, если бы не хотел получить ответ на поставленный вопрос.

— Сколько лет прошло с тех пор, как ты видела свою мать? — снова спросил он ее.

Но на это Пайява не могла ответить. Слова «год» в ее словаре не было.

Он пожал плечами и быстро ушел, исчезнув за дикой буйной листвой у пляжа. Она что-то закричала ему вслед, сначала насмешливо, а потом сердито. Увидев, что он не собирается возвращаться, она отпустила несколько едких замечаний по поводу его мужских достоинств. Вольф и не спорил. Во-первых, это было ниже его достоинства, а, во-вторых, определенная доля правды здесь была. Хотя его тело быстро возвращало утраченную молодость, оно пока еще не шло в сравнение с окружавшими его, почти совершенными, образцами.

Он перестал развивать эту тему и задумался над рассказом Пайявы. Если бы он смог увидеть ее мать или ее ровесниц, он, возможно, сумел бы побольше узнать об их Господе. Он не подвергал сомнению рассказ Пайявы, который на Земле казался бы невероятным. Эти люди просто-напросто не умели лгать, а любой вымысел был им чужд. Такая наивность имела для него свои преимущества, хоть и указывала, насколько ограниченным воображением и отсутствием чувства юмора они обладали. Смеялись они довольно часто, но только по совершенно очевидным и мелким поводам. Их комедии не поднимались выше фарса или грубых розыгрышей.

Он выругался, так как мысли начали разбегаться в разные стороны. Ему все труднее с каждым днем становилось сосредоточиться. Итак, о чем он думал пока не отвлекся? Ах, да, о матери Пайявы.

Некоторые из старейшин могли бы, наверное, что-то рассказать ему, если бы он только смог их найти. Но ведь все пляжное население казалось одного возраста?

Было очень немного юнцов, наверное, трое на несколько сот встреченных им здесь существ. Более того, среди многих здешних животных и птиц — причем, довольно странной наружности — от силы десять-двенадцать не были взрослыми.

При таком малом количестве рождений, жизненный баланс удерживался отсутствием смертей. Вольф за все это время видел трех мертвых животных: двух, погибших в результате несчастного случая, и один скончался после поединка с противником из-за самки. Но и эта смерть явилась именно несчастным случаем, так как потерпевший поражение самец антилопы лимонного цвета с четырьмя изогнутыми в виде восьмерки рогами, убегая, сломал себе шею, неудачно перепрыгнув через бревно.

Труп животного даже не успел разложиться, так как несколько вездесущих существ, похожих на маленьких двуногих лисиц с белыми носами, отвисшими, как у такс, ушами и обезьяньими лапами, обглодали его за какой-то час.

Лисы рыскали по джунглям и подбирали все — плоды, орехи, ягоды, трупы. У них было явное пристрастие ко всему гниющему. Они игнорировали свежие плоды ради битых и гнилых. Но эти создания не являлись грустными нотами в общей радостной симфонии красоты и жизни. Даже в Саду Эдема необходимы мусорщики.