Много шума из-за одного покойника - [63]

Дервуд, по сути, неплохой пес, но мыть его довольно трудно, вытирать еще труднее, а про уборку ванной после купания я уже не говорю. Подходя к парадной двери с резиновым фартуком под мышкой, я уже в двадцатый раз признавалась себе в том, что все-таки самый тягостный элемент во всей процедуре — это сама миссис Росситер. Помывку Дервуда она неизменно сопровождает монологом, отводя мне место безропотной слушательницы. Я употребила все доступные мне немалые возможности к усмирению этой женщины, но все понапрасну, а сегодня к тому же забыла беруши.

Миссис Росситер буквально сорвалась с цепи сразу же, как открыла дверь. Она сообщила мне, что меня избил пьяница Норвел Уитбред, что причиной тому, как ей сказали в ОЦШ, послужила обида, нанесенная мной Норвелу в церкви, но сама она не может представить себе, с какой стати тот решил, что имеет право прятаться в моем дворе и набрасываться на меня.

Я наполняла гостевую ванну, доставала шампунь, чтобы он был под рукой, и натягивала резиновые перчатки. За это время хозяйка уведомила меня, что я проживаю совсем рядом с Пардоном Элби. Его убили неделю назад. Вдобавок она слышала, будто я встречаюсь с тем молодым спортсменом — администратором в оздоровительном клубе. Известно ли мне, что он пока еще женат на той прелестной молодой особе, которая работает в садике при ОЦШ? Знаю ли я, что кто-то подкинул ей на стол крысу и красящим спреем написал на двери неприличное слово?

Я слушала и удивлялась, почему миссис Росситер обошла стороной тот факт, что несколько лет назад меня изнасиловали в Мемфисе. Намыливая трясущегося Дервуда и осторожно втирая пену в его шерстку, я воспринимала словесные излияния хозяйки как низвергающийся на меня поток воды. Странно, что в ее осведомленности все же имелись огрехи…

Итак, никто, ни одна живая душа, за исключением полицейских из городского участка, не заговаривал со мной о Мемфисе и даже не подавал виду, будто что-то такое слышал. Но я отказывалась верить, что тот же Том Дэвид Миклджон лишил себя удовольствия поделиться сенсацией со своими собутыльниками, более того, не приобщил к сальным подробностям той кровавой оргии подружку Тею.

Я раздумывала над этим, пока миссис Росситер, восседавшая на закрытом стульчаке, чтобы не упустить ни минуты моего молчаливого участия, перетряхивала последние сплетни. Наконец она дошла до темы своего повышенного давления, главной во всех разговорах. Я прервала ее только затем, чтобы попросить включить потолочный рефлектор — тогда Дервуд сох быстрее, — и еще один раз, попросив подать мне полотенце, упавшее с крючка.

К тому времени, когда Дервуд совершенно обсох и резво поскакал на кухню вслед за хозяйкой, чтобы получить причитавшееся ему лакомство, я поняла единственную причину того, почему полицейские Шекспира хранили молчание. Клод пригрозил им увольнением за болтовню! Вот что значили его слова о том, что он принял меры для сведения причиненного им ущерба к минимуму.

Я насыпала мелкого абразивного порошка в ванну из стекловолокна, предварительно вынув из нее резиновый коврик — уходя, надо бросить его на кучу белья для стирки. Я неторопливо чистила ванну, а сама все прокручивала в голове эту догадку. Однако, как я ни напрягала мозг, все прочие предположения не вязались с непреложными фактами.

Когда я закончила, миссис Росситер протянула мне двадцатидолларовую банкноту. Я кивнула ей, уже держась за ручку двери.

— Теперь увидимся через две недели, правда, Дервуд? — обратилась она к своему благоухающему любимцу.

Тот, очевидно, готов был отдать что угодно, лишь бы отменить встречу, но покорно повилял хвостом, чтобы потрафить хозяйке.

Остаток дня я боролась с вялостью. Вечером на занятии мне предстояло увидеть Маршалла, но впервые за время своего пребывания в Шекспире я без радости предвкушала эту встречу. Я испытывала благодарность к Клоду Фридриху за попытки поправить причиненный мне вред, но тоже без энтузиазма, потому что не знала истинных мотивов его действий. Разговор с Йорками задел меня за живое — мне дела не было до гибели мерзавца Харли Дона Мюррелла, но нынешнее настроение супругов сильно удручало.

Со всем этим я ничего не могла поделать. В бесконечных раздумьях я одолела последнюю на день работу и, еле живая от усталости, вернулась домой за спортивной одеждой. Вначале мне даже пришло в голову, не стоит ли пропустить тренировку, но я не могла решиться на такое, не хотела никому показаться трусихой. Однако я намеренно выжидала, чтобы прийти в последнюю минуту и избежать разговоров с Маршаллом до начала занятия.

Поклонившись классу и выпрямившись, я почувствовала, что у меня гора упала с плеч. Маршалла в зале не оказалось. Ему тоже было нелегко видеться со мной. Странно, но мне от этого стало приятно.

Я прониклась гордостью за себя и спросила Рафаэля:

— Ты сегодня ведешь занятие?

Только он в нашем классе ходил к Маршаллу на занятия дольше, чем я.

— Так распорядился сэнсэй, — ответил Рафаэль, явно польщенный оказанной ему честью. — Ты в норме? Как бок? Я слышал, ты укатала наглеца до того, что его увезли в реанимацию! Молодчина, Лили!