Много шума из-за одного покойника - [60]

Итак, в самом здании — а может, в гараже? Мне показалось, что где-то на задворках сознания промелькнула некая мысль, вот только бы понять, какая именно. Как будто кто-то из жильцов однажды обмолвился мне о чем-то таком, что меня удивило… но, Боже милосердный, я за последнее время переговорила с кучей людей! Неудивительно, что все позабывала! Впрочем, если не думать нарочно, эта частность сама всплывет в памяти. Я снова начала прикидывать, где в Садовых квартирах есть подходящие места, чтобы спрятать тело.

Квартиры миссис Хофстеттлер и Клода я решила сразу исключить. Мэри Хофстеттлер — старуха толковая, несмотря на болячки и хвори, она еще не настолько одряхлела, чтобы в упор не видеть у себя под носом мертвеца. Ну а Клод — он-то Пардона точно не убивал! Я сама не знала, на чем зиждилась моя уверенность, но тем не менее… Йорков до самого вечера не было в городе. Оставались О'Хагены — вернее, только Том, поскольку Дженни была на работе, — Дидра Дин, Норвел Уитбред и Маркус Джефферсон.

Включив устаревший пылесос Альтхаусов, я начала рассматривать кандидатуру Тома О'Хагена. Вдруг он солгал, будто в гостиной Пардона никого не было? Допустим, труп хозяина лежал на диванчике, как застала его Дидра час спустя? Некоторое время я муссировала эту идею, но решительно ни к чему не пришла, не могла изобрести ни одной правдоподобной причины, зачем Тому О'Хагену лгать об этом. Он мог бы, как и Дидра, сказать, что счел Пардона спящим, или заявить, будто гостиная имела обычный вид. Он, мол, решил, что Пардон просто куда-то вышел на минутку или отлучился в туалет. Том вместо этого настаивал, что мебель была сдвинута с привычных мест, а коврик скомкан так, словно в комнате неизвестно что происходило.

Наконец я с досадой оставила Тома О'Хагена в покое. Следующим в списке подозреваемых у меня фигурировал Джефферсон. У Маркуса, несомненно, хватило бы силы, чтобы перетаскивать тело Пардона, к тому же у него был свой камень за пазухой на домовладельца. Маркус обожал сынишку, которого собственническая политика мистера Элби мешала приводить к себе. Но подобной мотивации было явно недостаточно для нанесения Пардону смертельного удара — по крайней мере, с моей точки зрения. Я могла представить себе подобное, только если бы Пардон чем-нибудь сильно разозлил Маркуса, скажем, пригрозил бы рассказать его бывшей жене, что тот путается с белой женщиной. Если бы до его бывшей супруги дошли такие сведения, интересно, воспрепятствовала бы она дальнейшим встречам отца с сыном или нет, впечатлилась бы подобной информацией, учитывая нравы нашего времени? Кстати, Пардон в день своей смерти звонил Маркусу на работу. Но кроме Джефферсона на заводе числятся двести с хвостиком служащих — и среди них, как мне вдруг вспомнилось, отчим Дидры Дин, Джеррелл Кнопп. Его я знала как любезного и учтивого человека совершенно твердокаменных принципов. Он, без сомнения, испытал бы немалый шок, если бы уличил свою падчерицу в каких бы то ни было сношениях с чернокожим.

Но если бы Джеррелл решился на убийство, то не тронул бы Пардона — он прикончил бы Маркуса. Кажется, рабочие часы у того — с восьми до пяти? Пардон, по всей вероятности, умер еще до окончания его смены. Конечно, Маркус мог совершить убийство и во время обеденного перерыва. Пусть кто-то видел или слышал домовладельца после звонка приятелю в одиннадцать утра и до трех дня, когда в его дверь постучался Том, но мне об этом ничего не было известно.

Теперь Дидра. До полпятого она была на работе и ушла пораньше, чтобы отдать Пардону чек. Любой обитатель Садовых квартир знал, как рьяно домовладелец отстаивал свое право получать оплату точно в срок. Тогда почему в три часа в комнате царил тарарам, если Дидра убила хозяина гораздо позже? Я попыталась представить себе эту разъяренную дамочку, поднимающую тяжелый предмет и наносящую домовладельцу сокрушительный удар, стоивший ему жизни. Но что она могла такое схватить? У дверей в квартире ничего подходящего не наблюдалось, да и Пардон, по-моему, был не так глуп, чтобы болтать с молодой женщиной, если у той в руках железный прут. К тому же, насколько я знала Дидру, она привыкла решать любые проблемы с помощью обольщения, без применения насилия. Я вздохнула — Дидру тоже вычеркиваем.

Напоследок мне остался неудачник Норвел, в этот момент томящийся — от безысходности, как я надеялась, — в городской каталажке, заведении настолько устарелом и обветшалом, что все жители Шекспира не только гадали, но и ждали с нетерпением, когда же наконец поступит распоряжение о его сносе и строительстве новой тюрьмы. Конечно, с болвана Уитбреда сталось бы совершить убийство в дневное время, когда в здании хватает не только своих, но и посторонних, а его трусость подсказала бы ему спрятать тело. Я из собственного опыта знала, что Норвела ничего не стоит распалить до того, что он кинется на обидчика.

Собирая мусор из корзин в комнатах у Альтхаусов, я внимательно взвешивала все эти доводы, но все же не могла измыслить, какой компромат на Норвела должен был достать Пардон, чтобы тот так взбеленился. Годы возлияний, неправильного питания и уклонения от физической работы превратили Уитбреда в натурального доходягу, а удар, который вышиб дух из Пардона, нанес кто-то заведомо сильный и, главное, взбешенный до предела. Возможно, в неких исключительных обстоятельствах им мог быть и Норвел, но мне не очень-то в это верилось.