Много на земле дорог - [10]

— К тебе. Открой дверь, Костя, — сказал Намжил, спрыгивая с завалинки.

— У меня баба Саша больна. Нельзя ее беспокоить.

— Мы не беспокоить, мы помогать, — пояснил Женька.

Ребята переступили порог и снова поздоровались.

Намжил повесил на вешалку пальто. Ганька с трудом высвободил уши из кепки, а затем снял ее с головы. Липа осторожно поставила на пол ведро, стараясь не загреметь дужкой, ладонью обтерла с губ крошки от ореховых ядер и шелухи.

— Ну, вот пришли, — сказал Намжил, и его смышленые, живые глаза выразили явное удовлетворение.

— А ты, Костя, шел бы в школу. Мы и одни управимся, — посоветовал Женька.

Костя обрадовался этим словам:

— Я и в самом деле побегу.

— А что же готовить к завтраку? — спросила Липа сильным, низким голосом с хрипотцой.

— А вы макароны с сыром сделайте. И приберите немного. Это вы молодцы, здорово придумали!

— Мы каждый день, Костя, будем так, пока баба Саша не поправится! — с торжественной ноткой в голосе сказал Ганька.

— Ну, каждый день надоест. Я-то вас знаю как облупленных.

— А мы посменно, — успокоил Ганька вожатого. — Мы для тебя, Костя, на морское дно за кораллом нырнуть можем! — Он гордо выпрямил грудь, отставил ногу и приподнял голову.

Ребята фыркнули. Костя тоже. И сам Ганька снисходительно улыбнулся своим словам.

Костя ушел в школу, а тимуровская команда приступила к работе. Липа сняла пальто и снова подвязала фартук, сбросила чулки и ботинки, подоткнула под туго затянутый платок непокорные русые прядки волос, и тряпка ее пошла гулять по крашеным половицам. Раз пройдет — смоет грязь и пыль, второй раз пройдет — пол заблестит, как зеркало. Липа постоит, полюбуется — и дальше…

Ганька с Женькой ушли во двор колоть дрова. Ганька снова забрал в кепку волосы и уши. А у Женьки кепка в кармане: пусть все любуются на светлое золото его волос, ему не жалко!

Женька выкатил из сарая толстую чурку, Ганька резко размахнулся топором:

— Хэт!

Отточенное лезвие впилось в дерево, образуя глубокую трещину. Ганька прижал чурку ногой, вытащил топор, размахнулся и опять крикнул:

— Хэт!

Топор вошел в трещину, и чурка развалилась на две половины. Ганька взял топор наперевес, как копье, откинул голову, слегка прищурился и высокопарно сказал:

— Сэр! Я уничтожил его в одну секунду. И так будет с каждым, кто посмеет посягнуть на вашу честь.

Женька склонился перед другом в глубоком поклоне, выхватил кепку из кармана и несколько раз обмел ею вытянутую вперед ногу.

Им было весело соединять дело с игрой.

Совсем другое выпало на долю Намжила. Он должен был приготовить макароны с сыром. О таком кушанье он никогда не слыхал. Намжил разломил макароны на мелкие кусочки, бросил их в кастрюлю и залил холодной водой. Положил чайную ложку соли. Потом подумал и добавил еще столовую ложку. Но что нужно было делать с куском сыра, который лежал на столе, Намжил не знал.

— Липа! — тихонько позвал Намжил.

Но Липа не слышала. Она в этот момент ползала с тряпкой под кроватью Александры Ивановны. Из-под вязаных кружев простыни выглядывали только грязные пятки девочки.

— Эх ты, Липа-береза! — со вздохом пробормотал Намжил.

Он покрутил в руках кусок сыра, прикинул его на вес и решил, что будет граммов четыреста. Если бы еще граммов сто! А то, что делать с четырьмястами граммами?

Вскоре, пятясь как рак, Липа вылезла из-под кровати и, размахивая тряпкой по двум крайним половицам, приблизилась к двери.

— Слушай, Липа-береза, — зашептал Намжил, — как соединяют макароны с сыром?

Липа выскочила в кухню, заморгала светлыми ресницами и вскинула вверх острые плечики точно так, как она это делала, когда ее врасплох вызывали к доске.

— Наверно, сыр сварить надо, — сказала она.

— Ну, а потом?

— А потом в макароны положить и с маслом…

Намжил махнул рукой и вышел на улицу, где, уже забыв о дровах, весело боролись Женька и Ганька.

— Дураки! — сердито крикнул Намжил, искренне сожалея, что не взялся за рубку дров. — Стойте! Как приготовить макароны с сыром?

— Не знаю, — честно сознался Женька.

А Ганька важно сказал:

— Это одно из сложнейших итальянских кушаний. Наш великий классик Гоголь очень любил макароны. Честное слово! Я читал в серьезной книге. Делается это так: сыр режется на куски и поджаривается на сковородке. А затем берется прибор для набивки папирос и вареные макароны набиваются сыром.

Намжил испугался.

— Каждая макаронина? — с недоверием спросил он.

— А как ты думал? Намжил вернулся в кухню, положил сыр на сковородку, но, к его ужасу, сыр молниеносно начал плавиться и превращаться в тягучую жижу.

Намжил проворно снял сковородку и стал думать, как быть дальше. Около него с тряпкой в руках громко вздыхала Липа.

— Не вздыхай! — раздраженно сказал Намжил. — Мой руки, и будем придумывать, что делать с макаронами.

Липа ополоснула руки под рукомойником, вытерла их фартуком. Но ни она, ни Намжил ничего придумать не могли, а беспокоить больную вопросами не решались. В отчаянии Намжил вытряхнул слипшиеся макароны в тарелку, сложил туда же четыреста граммов плавленого сыра, и Липа со страхом понесла больной бабе Саше «сложнейшее итальянское кушанье».

7

Вечером Александра Ивановна сказала внуку: