Много дней впереди - [5]

Я нарочно медленно читал, с выражением. Надо же было успеть придумать, как объяснить!.. Ясно, я же не сумею решить, а она видела — в моей тетрадке всё правильно. Вот спросит: что надо узнать первым действием?.. А мне почему-то считалка в голову лезла: «Пошли вместе, нашли двести».

Кристеп что-то показывал на пальцах, но мы, дураки, не догадались заранее договориться, как показывать сложение, как вычитание и все другие действия… Прохлопали, а теперь стой тут и молчи…

В пионерском лагере под Москвой прошлым летом я много раз ходил по грибы. Но столько ни разу не собирал. Мы с Вовкой, с товарищем моим, вдвоём принесли шестьдесят три, и то все нас хвалили: говорили, что много. А это какая-то глупая задача! Так уж они ровным счётом двести грибов и нашли?.. Разве так бывает? И почему только белые собирали? А опёнки, а рыжики, подосиновики, сыроежки, маслята, лисички — их пропускали, что ли?! И какая разница, кто сколько собрал?! Всё равно на одной большой сковородке будут жариться, все вместе станут их есть. У нас в лагере только так и делали. Попробовал бы кто пожадничать, ему бы показали…

Наверно, я долго уже молчал, потому что Вера Петровна погладила свой мясистый нос и спросила:

— Как же ты хочешь решать эту задачу — задачу такого типа? Расскажи нам. Мы ждём.

Я никак не хотел её решать… Я написал на доске цифру «1», отделил её скобкой, рядом со скобкой поставил жирную точку. Но скобка вышла кривая, я стёр её начисто мокрой тряпкой и написал новую.

— Отнять… нужно отнять, — сказал я: больше нельзя было молчать.

— Подожди… — остановила меня Вера Петровна. — Надо прежде всего рассуждать. А то я скажу — сложить, Костя Макаров — умножить, ещё кто-нибудь предложит разделить! Ты объясни нам, что ты хочешь отнять и почему.

Кажется, и в самом деле нужно было отнять, а что от чего, я не знал. Теперь мне не понравилось, как написана единица, и я подрисовал ей снизу поперечную палочку, чтобы в точности было, как у печатной в книжке.

— Ты самостоятельно решал задачу?

Начинается…

Я, конечно, знал — списывать нехорошо. Но не мог же я подводить Кристепа! Давать списывать кому-нибудь, даже лучшему другу, тоже считается нехорошо. Пришлось ответить учительнице, что да, самостоятельно.

— Значит, сам… А мне вот кажется: просто списал.

Что я мог поделать, если так ей кажется?

— Ладно, Савельев, всё ясно, можешь садиться. Только учти, лучше бы сказать правду.

Я положил мел и пошёл на своё место. И ещё обернулся посмотреть: поставит мне Вера Петровна двойку или, может быть, обойдётся — просто вызовет следующего. Но нет, она посмотрела, как я обернулся, вздохнула и вывела что-то в журнале своей зелёной прозрачной ручкой, как будто нарисовала рыболовный крючок.

Задачу пошёл решать Костя Макаров.

Он у нас арифметику знает лучше всех. Ему двадцать задач решить — всё равно что мне теперь набить двадцать патронов. Костя так застучал мелом по доске, что только осколки сыпались на пол. Потом повернулся лицом к классу и стал, как по книжке, объяснять, что да почему. Вера Петровна сидела на стуле и всё время кивала ему головой. Вдруг на меня посмотрела и сказала:

— Ты, Савельев, слушай внимательно и запоминай…

Я не отрываясь смотрел на доску и думал, когда мне сказать про двойку маме: сегодня или лучше в понедельник утром?

Как день в школе неудачно начался, так он и дальше продолжался!..

На уроке русского языка Вера Петровна снова посоветовалась со своей книжечкой и спросила у Кристепа то самое правило, на которое мы дома писали упражнение. Тут уж настала моя очередь шептать, но он не расслышал, запутался и ничего не мог сказать. Она опять удивилась: как же сумел Кристеп выполнить домашнее задание?.. И — двойку ему!

На последней перемене в коридоре у окна Костя Макаров ни с того ни с сего стал задираться.

— На двоих одну четвёрку получили? — сказал он. — Как будете делить? Домой-то её донесёте?

— А ты как учительница, — сказал я. — Почесал бы ещё нос и в книжечку бы заглянул — так не отличишь от неё, от Веры Петровны.

— А хоть как кто! Двойку свою куда денешь? Ишь, говорит у доски, что сам решал! А сам глазами хлоп-хлоп и сказать ничего не может, тряпкой водит по доске, как тётка Марфа! Ну ещё раз скажи, что сам решал…

— А хоть бы и списал?! Подумаешь, двойка! Я тебе её подарю. Вот мы возьмёмся с Кристепом вместе… Он мне по арифметике поможет, а я ему по русскому. У меня в Москве по русскому меньше четвёрки в четверти никогда не было!

— В Москве, может, и не было. А в Ыйылы попал — двоек нахватал!

Я хотел дать ему раз по уху, чтобы он знал, но тут почему-то Оля вмешалась. Оля Груздева. Маленькая она ростом, её за партой не разглядишь, а говорит так, будто все обязаны её слушаться.

Вот Оля и выпалила:

— И чего ты, Костя, всё про двойки? У тебя их, что ли, не было в школе, да? Верно Женя говорит — совсем как Вера Петровна!

— А ну его, твоего Костю… — сказал я, чтобы ребята не подумали, что я испугался сам с Костей до конца говорить. — Подумаешь, заладил одно и тоже, как попка-дурак…

Костя руки из карманов вынул, прищурил один глаз и нехорошо посмотрел на меня сбоку.

Наверно, мы бы всё-таки подрались, но тут Вера Петровна подошла к нам и сказала: