Мне снятся небесные олени - [78]

Олени Ванчо бежали ходко, и он не заметил, как дорога подвернула в распадок. Начался крутой спуск. По-доброму-то, конечно, упряжки нужно было спускать по одной, но поздно хватился Ванчо, олени разбежались, раскатились нарты. Надо бы крикнуть милиционеру, чтобы тормозил, но не без приятия же он, должен сообразить, что делать. Ванчо изо всех сил навалился на ларей, тормозит. Вдруг раздался треск — хорей сломался, Ванчо упал с нарты, невольно дернув за узду. Олени резко свернули в снег. Задняя упряжка, на которой ехал Чирков, чтобы не наступить на Ванчо, шарахнулась в сторону. И тут, как на беду, на пути упряжки стала лиственница…

Тяжелые нарты с ходу грохнулись о дерево, оно задрожало, посыпалась хвоя со снегом!. Раздался жуткий крик — это нарта развалилась на две части. Чирков успел только выкинуть вперед руку, защитить голову, но страшный удар пришелся по колену, и он отлетел в снег, под грузовые нарты. Олени шарахнулись от него, боясь наступить, но упряжные ремни не дали им отскочить подальше, нарта ударила им по ногам, чем-то зацепилась за Чиркова и перевернулась. Следом опрокинулись и грузовые нарты.

Треск, сумасшедший звон ботал и колокольчиков, хрипы и шумное дыхание слились воедино. Бились, барахтались на снегу олени, пытаясь подняться, но не могли — мешали друг другу. Ванчо подскочил к ним, ножом полоснул по упряжному ремню, душившему передового оленя. Тот, перестав хрипеть, поднялся на ноги. Отряхиваясь от снега, встали и остальные. Чирков все еще лежал под нартами.

Гирго в самом начале спуска успел остановить свой караван.

Никто не знал, что теперь делать, все были подавлены случившимся. Чирков зашевелился, сбросил с себя нарту и, сморщившись от боли, с матюками напустился на Ванчо:

—Ты куда, падла, своими щелками смотрел!.. Убить захотел, да?

— Чирков, перестаньте! — закричала на него Аня. — Вставайте!

— Черта с два встанешь! — сморщился снова Чирков. — Он нам еще покажет, — кивнул в сторону Ванчо. Аня подошла к милиционеру, и охнула: нога его была неестественно вывернута. Ванчо хотел подправить ее, но Чирков скривился и застонал. Тот боязливо отпрянул. Было ясно, что нога сломана. Что теперь с ним будет?.. Ванчо и Гирго, казалось, лишились речи. Страх застыл в их глазах. Они убеждены были, что это кара Злых Духов за осквернение святого места настигла милиционера.

— Ну что же вы стоите-то? Делайте что-нибудь! — чуть не плача, закричала Аня.

Ее крик вывел парней из оцепенения, и они бросились к Чиркову, помогли ему сесть на нарту.

— Хана мне! — сплевывая в снег, мрачно произнес милиционер. Он слазил в карман телогрейки, достал свою фляжку, выпил, заев снегом.

Парни осмотрели полозья сломанной нарты, прикидывая, ремонтировать ее или нет. Решив, что чинить не стоит, освободили для Чиркова одну из грузовых. Связали порванные ремни и лямки.

— Поедем до дров, — хмуро сказал Ванчо.

В тот день рано стали на ночевку. Парни очистили место от снега, бросили туда две оленьи шкуры. Втроем с трудом уложили Чиркова в мешок, сверху накрыли сокуями и забросали снегом — лежи, пока добудем огонь.

Ванчо с Гирго старались изо всех сил, не обращая внимания на мороз. Отпустив оленей, они нарубили и наворочали толстых дров, коряжин. Работали так, что от них валил пар. Уже в сумерках на снегу запылал огонь, отпугнув уродливые тени и тревожные думы.

Ванчо где-то нашел доску от старой плашки и стая обтесывать ее топором. Как потом выяснилось — пластины для ноги милиционера. Откопали его из-под света и пожалели — зря потревожили, в тепле он спал, как куропатка. Не даром птицы в лютые морозы зарываются в снег. Подтащили стонущего Чиркова к костру, дали горячего чаю и, не снимая унтов, осмотрели ногу. Крови не было, это уже лучше. Может, не перелом, всего лишь вывих? Попробовали ощупать руками, Чирков застонал. Нет, все же худшее — перелом. Сверху бакаря приладили две пластины и привязали их к ноге.

Ночь для Ани прошла почти без сна, ее донимал холод. Рядом под снегам стонал Чирков. Мучительной для всех была эта ночь. Лишь под утро, когда ковш Большой Медведицы переместился на другой край неба, Аня залезла в мешок и ее, как и Чиркова, Гирго забросал снегом.

Спала или нет, Аня не помнит, очнулась от отчаянного крика:

— Анна Ивановна! Анна Ивановна! Вставайте!.. Они, сволочи, бросили нас!.. Зарыли в снег — и концы в воду!.. Бросили замерзать!..

Послышалась дикая матерщина.

«Неужели Ванчо решился на это? — похолодело у нее внутри, — Сами замерзли, скажут. Так Духам хотелось, наказал их, и совесть свою будут считать чистой»!

Аня поспешно вылезла из «куропаточьего чума». Холодина. Трещат деревья. Костер, потух. Нарты на месте — чуть отлегло, может, и не бросили их ребята. Нервы, нервы сдают у Чиркова.

Он продолжал материться. Неожиданная злость на него охватила Аню. «Не ной, как баба, — захотелось ей крикнуть. — Что, за шкуру свою трясешься, трус несчастный? Если парни и бросили нас, то только из-за тебя. Даже вчера кричал и оскорблял Ванчо, а не мог, дурак, своими куриными мозгами сообразить, что только от него и зависит теперь наша жизнь!»

— Нету их! Смылись, сволочи! — орал Чирков.