Мне нужна твоя любовь – а так ли это? - [63]
Я была глубоко потрясена собственным высокомерием. Была разочарована собой; я вдруг осознала, что все эти годы себя обманывала. Это потрясение заставило меня усомниться в мыслях, из-за которых я увязла в обмане. Я по-настоящему захотела определить, что для меня истинно. Я ежедневно составляла дюжины списков, многие из которых отражали мой гнев на Бога за все страдания мира и за мои собственные муки.
Я прекратила всякую волонтерскую деятельность на публике, но оставила за собой право оказывать индивидуальную добровольную помощь. Избавила себя и других от боли моих спектаклей. Я перестала быть Иисусом, и чем серьезнее я подвергала сомнению свои мысли, тем больше мне нравилось быть самой собой. Я перестала винить в своих несчастьях Бога и начала по-настоящему брать ответственность за свою жизнь на себя.
Теперь на душе у меня гораздо спокойнее. Так славно знать, что мне ничего не нужно делать, чтобы доказать окружающим свою значимость. Я начала видеть хорошее в себе и перестала фабриковать доказательства своего благочестия, призванного завоевать восхищение и одобрение со стороны других людей. Теперь почти всем нравится со мной общаться, ведь я с удовольствием смеюсь, из-за чего люди тоже начинают смеяться. Может, святой мне не стать, но мне это и не нужно. Теперь я гораздо более счастливый и добрый человек. Я действительно начинаю себе нравиться.
Правила
У меня было много правил. Например, правило, предписывающее целовать меня на прощание, если муж куда-то уходит. Если он меня не целовал, я окликала его и требовала поцелуй. И в сексе у меня было правило. Если он хотел близости, я никогда не отказывалась. Если же секса хотела я, он мог отказаться, но мне это было обидно. У меня было правило, предписывающее ему быть мягким и деликатным с моими детьми. Если же он не выполнял это правило, я ссорилась с ним или полностью от него отдалялась. Другое мое правило регламентировало его ответственность за «мужские» занятия: он должен был разливать вино по бокалам, менять свечи зажигания, жарить мясо на барбекю; если он все это оставлял мне, я страшно раздражалась. Кроме того, он любит готовить, а поскольку он готовит не так, как я, то я изо всех сил отговаривала его от затеи заниматься стряпней и старалась сделать все по-своему.
Все изменилось, когда я регулярно начала проводить исследование. Я принимаю его поцелуй, если он хочет меня поцеловать, и не делаю проблему, если он меня не целует. Я предложу ему интим, если это будет то, чего я хочу, и не обижусь, если он откажется: мне не будет от этого больно. Если же секса хочет он, а я не хочу, то я не испытываю дискомфорта, отказываясь от близости. Я люблю своих детей, но он их любить не обязан. Это его дело, и если он не тратит на них свое время, я не стану огорчаться (конечно, я обожаю, когда он с ними возится). Он разливает вино, если захочет, в остальных случаях это делаю я. Со свечами и барбекю то же самое. И теперь я просто наслаждаюсь его блюдами.
Я начинаю понимать, что любовь никуда не уходит, — не бывает такого, чтобы любви «не было». Я не всегда могу вызвать в себе это понимание, но я чувствую это все больше и больше. У меня все еще возникает мысль: «Мне нужна твоя любовь», но за ней тут же появляется мысль: «Правда ли это?» — и я улыбаюсь.
Танцы с плюшевым медвежонком
Однажды вечером — к тому времени мой партнер уже месяц не хотел заниматься со мной сексом и мне из-за этого было плохо и больно — я начала подвергать сомнению свои мысли. Это были мысли наподобие «Мне нужно быть для него желанной» и «У нас должен быть секс». Но вскоре оказалось, что я просто наслаждаюсь своей жизнью, никакой секс мне не нужен, даже от самой себя, и я просто танцевала со своим плюшевым медвежонком — в пижаме и носках, без макияжа, под красивую песню о любви и благодарности. Я была так счастлива наедине с собой. Он пришел домой и долго на меня смотрел. Он сам затащил меня в спальню — и это после моих многонедельных попыток его соблазнить, — мы преотлично провели вместе время, и секс был великолепен.
Особую радость доставляет мне то, что я была счастлива тем, что он просто пришел домой. Меня очаровала простота всего этого. Мне понравилось не стараться быть сексуальной и не вести себя каким-то определенным образом, пытаясь его разгорячить. Мне понравилось быть наедине с собой и с моим плюшевым медвежонком. И понравилось быть с моим мужчиной.
Я все еще работаю с мыслью о том, что могу манипулировать им, соблазняя его своим счастливым видом! Я понимаю, что это неправда. Когда я действительно счастлива сама с собой, мне больше ничего не нужно, — не нужно управлять своим воздействием на него.
Мы часто ссорились
Мы часто ссорились. Теперь, когда она на меня сердится, она заполняет список Осуди-Ближнего-Своего (с. 313–314) и зачитывает свои жалобы мне. И я знаю, что если я не могу слушать критику, не могу найти примеры, доказывающие, что каждый ее упрек справедлив, и не могу сообщить ей, как и где она бывает права (обычно она и половины всей правды не знает!), значит, это у меня какие-то проблемы — независимо от того, что я думаю о ее действиях. И я знаю, что если я могу ее выслушать и увидеть в ее словах истину (а она пока не ошибалась), то все мнимые проблемы бесследно исчезают. Фактически стоит мне это проделать — искренне и без всяких техник — и я слышу от нее: «А вот как я делаю то, в чем только что тебя обвиняла».
