Мне лучше - [5]
В то утро, добравшись до работы, я бросился в лифт и рванул на восьмой этаж, где проходила встреча. Пока лифт поднимался, у меня было время посмотреть на себя. Для того и висело большое зеркало – чтобы каждый мог причесаться, поправить галстук или складки на юбке. Я снова увидал трагическую мину, но это ладно. На виске блестела капля пота – вот это да! Впервые в жизни у меня выступил пот не от физического напряжения, а от чего-то другого. Я уставился на эту капельку и не сразу вытер ее платком. Только вышел из лифта, как столкнулся с Гайаром:
– О, вот и ты! Японцы, слава богу, задержались, так что ты ничего не пропустил.
– Прекрасно.
– Как сам-то? Ты же был в больнице?
– Да-да, спасибо, все в порядке. Ложная тревога.
– Отлично! Сейчас болеть не время. Ты нам нужен, старина!
Он похлопал меня по спине. Как будто мы с ним закадычные друзья. И вроде он так искренне сочувствует. На миг я даже усомнился – такой ли уж он мне враг. Вон как обрадовался мне. На совещании должен был обсуждаться большой проект, связанный с реставрацией после фукусимской аварии. Предстояло договориться с Осикими и его коллегами о финансовой стороне дела. Эта задача ложилась на нас с Гайаром. Жан-Пьер Одибер, наш шеф, конечно, тоже участвовал в такой важной встрече. Он у нас типичный образец руководителя, который иногда силится показать, что он на короткой ноге с подчиненными, но на настоящие человеческие отношения не способен. Можно подумать, родился начальником. Натасканный на частных курсах, он без труда поступил в Высшую коммерческую школу. Став студентом, поначалу загулял. На радостях, что освободился от постоянного надзора, стал изрядно выпивать и покуривать травку. Но быстро понял, что разгул – не для него, и вернулся к своей обычной несгибаемой правильности. И вся его дальнейшая жизнь была прямой и правильной, даже тонкие с проседью усики всегда торчали строго горизонтально.
В особо значительных случаях Одибер, само собой, умел изобразить радушие. Японцы были страшно смущены – у них опоздание считается верхом невежливости. Поэтому, встречая их, он сделал попытку пошутить – сказал, что ценит их старание придерживаться наших обычаев. И даже расценил их задержку как “знак уважения к Франции”. Все натянуто улыбнулись; такой шаблонный “переговорный” юмор неизменно срабатывал – размораживал принужденность первых минут. Затем мы принялись методично, пункт за пунктом, излагать свой грандиозный проект. Сосредоточенный на докладе, я позабыл о своей больной спине и чувствовал себя превосходно, но вдруг вмешался один из помощников Осикими (тот, что говорил по-французски):
– Прощу прощения, что перебиваю вас, но я не понял, каким образом вы получили такую цифру.
– Что вы имеете в виду?
– Затраты на торговый центр.
– А!
– Вот-вот. Сумма явно завышена. Не знаю, из чего вы исходили и на какие расчеты опирались, но предупреждаю с самого начала: такое предложение мы принять не сможем.
– Но…
– Если я передам его господину Осикими, боюсь, он немедленно встанет и уйдет.
– Не понимаю… это оптимальное решение… – Я совершенно сбился с толку.
Повисла пауза. Все молча уставились друг на друга. Но мрачный взгляд, что метнул на меня Одибер, прорезал это молчание не хуже громкого крика. Я почувствовал, как на виске набухает вторая капля пота (видимо, первая была ее предвестницей). Этот проект я проработал очень тщательно, процент нашей прибыли заложил очень скромный – так почему такая странная реакция! Расчеты, сделанные за последние месяцы, промелькнули у меня в голове, подобно тому как за минуту до конца вся жизнь проносится перед мысленным взором умирающего. Нет, я не понимал, в чем загвоздка.
Но проблема была налицо, или, если угодно, на лице сидевшего напротив меня человека. И тут заговорил Гайар:
– Думаю, наш сотрудник учел не все данные и допустил оплошность. Мне понятна его ошибка и ваша реакция…
– …
– Собственно говоря, все это легко уладить… мы быстро устраним просчет… взгляните вот на этот документ… бла-бла-бла…
Продолжение его победной речи я уже не слушал. Было ясно: он с самого начала расставил мне ловушку: заставил работать с неверными данными. И поджидал момент, когда я публично облажаюсь, а он спасет ситуацию. Как он, бедняжечка, наверное, боялся, что я сегодня не приду, и вот почему встретил меня с такой радостью. Видимо, этот человек достиг заоблачных вершин в искусстве пакостить коллегам. И что было делать? Орать? Беситься? Нет. Я должен был молчать, чтобы не погубить проект. Я и молчал все время, пока японцы не ушли. Совещание продолжалось еще целый час – час унизительный, мучительный, – японский вариант китайской пытки.
Уходя, японцы, вежливейший народ, мне едва кивнули. Я остался сидеть на стуле в опустевшем зале и разглядывать записи на доске – радужные выкладки нового, постфукусимского урбанизма. Но вскоре в коридоре раздался рык Одибера: “Где этот болван?”, а потом явился и он сам. Шеф показался мне большущим, огромнейшим великаном, с головой под самый потолок. Заговорил он не сразу – поначалу просто молчал, но это молчание было ужаснее всего. Есть выражение “затишье перед бурей”. Я уже чуял в нем громы и молнии. Затишье, чреватое бурей, которая вот-вот разразится. Уже разразилась:
Блестящий романист Давид Фонкинос входит в пятерку самых читаемых писателей Франции. Лауреат премий Франсуа Мориака, Роже Нимье, Жана Жионо, он получил в 2014 году еще две престижнейшие литературные награды – премию Ренодо и Гонкуровскую премию лицеистов. Его переводят и издают в тридцати пяти странах. По книге “Нежность” снят фильм с Одри Тоту в главной роли.“В случае счастья”, как едва ли не все романы Фонкиноса, – это тонкая, виртуозно написанная история любви. Клер и Жан-Жак женаты восемь лет. Привычка притупила эмоции, у обоих копятся претензии друг к другу.
В сонном бретонском городке на берегу океана жизнь течет размеренно, без сенсаций и потрясений. И самая тихая гавань – это местная библиотека. Правда, здесь не только выдают книги, здесь находят приют рукописи, которым отказано в публикации. Но вот юная парижанка Дельфина среди отвергнутых книг никому не известных авторов обнаруживает текст под названием «Последние часы любовного романа». Она уверена, что это литературный шедевр. Книга выходит в свет, продажи зашкаливают. Но вот что странно: автор, покойный Анри Пик, владелец пиццерии, за всю жизнь не прочел ни одной книги, а за перо брался, лишь чтобы составить список покупок.
Молодой француз Давид Фонкинос (р. 1974) — один из самых блестящих писателей своего поколения, а по мнению бесчисленных поклонников — просто самый лучший. На его счету более десяти романов, в том числе изданные по-русски «Эротический потенциал моей жены» и «Идиотизм наизнанку».«Нежность» — роман о любви, глубокий, изящный и необычный, история причудливого развития отношений между мужчиной и женщиной, о которых принято говорить «они не пара». В очаровательную Натали влюблены все, в том числе и ее начальник, но, пережив тяжелую потерю, она не реагирует ни на какие ухаживания.
Антуан Дюри преподает в Лионской академии изящных искусств. Его любят коллеги и студенты. Казалось бы, жизнь удалась. Но почему тогда он бросает все и устраивается смотрителем зала в парижский музей Орсэ? И почему портрет Жанны Эбютерн работы Модильяни вновь переворачивает его жизнь?Новый роман знаменитого французского писателя, чьи книги переведены на сорок языков.Впервые на русском!
Давид Фонкинос (р. 1974) – писатель, сценарист, музыкант, автор тринадцати романов, переведенных на сорок языков мира.В его новом романе «Шарлотта» рассказывается о жизни Шарлотты Саломон, немецкой художницы, погибшей в двадцать шесть лет в газовой камере Освенцима. Она была на шестом месяце беременности. В изгнании на юге Франции она успела создать удивительную автобиографическую книгу под названием «Жизнь? Или Театр?», куда вошли 769 ее работ, написанных гуашью. Незадолго до ареста она доверила рукопись своему врачу со словами: «Здесь вся моя жизнь».
Как поступает известный писатель, когда у него кризис жанра, подруга ушла, а книги не пишутся, потому что он не знает, о чем писать? Герой романа «Семья как семья» – сам Давид Фонкинос, но может быть, и нет – выходит на улицу и заговаривает с первой встречной – Мадлен Жакет, бывшей портнихой Дома мод Шанель, сотрудницей Карла Лагерфельда. Следующим романом писателя станет биография Мадлен – казалось бы, ужасно обыкновенная (как сказал бы любой издательский директор по маркетингу), – а заодно и биография ее потомков, семьи Мартен: кто же не хочет попасть в книгу? Семья Мартен – семья как семья, и у нее свои трудности и печали: закат любви, угроза увольнения, скука, выгорание.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.